Мимикрия в СССР

Отправляя Наташу к бабушке, я составила словарь тех слов, какие она в то время говорила. Она употребляла довольно много слов, но понимать ее было довольно трудно, многим предметам и действиям она дала свои собственные названия, в большинстве не похожие на общепринятые. Теперь же она говорила совершенно хорошо и правильно, употребляя много не слышанных нами до этого из ее уст слов и предложений. Для меня это было прямо как чудо! Сережа, Давыдовна и я задавали ей много вопросов, с удовольствием слушая ее ответы. Иногда она немного сбивалась, очевидно, затрудняясь выбрать из большого запаса известных ей слов самые точные. Во время обеда она сказала: — Папа, грызи суп быстрее!

8

В Ростове наконец окончили строительство нового театра. Театр строили очень долго, публика с большим нетерпением ожидала его окончания; намеченные сроки давно прошли, а театр все доделывали и переделывали. Несколько специалистов, работающих над его проектированием и строительством, поплатились жизнью за эти неполадки, например, после окончания работ было найдено, что акустика в зрительном зале плохая и, чтобы исправить ее, потребовались сложные и дорогие переделки, были и другие ляпсусы. В городе ходили упорные слухи, что театр "несчастлив", так как на его облицовку использовали мраморные могильные плиты, ограбив для этого городское кладбище. Наружный вид театра в высшей степени странный: он похож на танк. Громадное здание, составленное из нескольких прямоугольников с пропорциями и видом танка. Фасад выше ступеней и входа, высокая, ничем не прерванная, облицованная мраморными плитами стена, а по обеим сторонам главного корпуса застекленные пристройки коридоров и лестничных клеток, напоминающие движущий механизм танка. Ростовчане не были довольны архитектурным оформлением своего театра. Внутри театр замечательно хорош. Председатель горсовета сказал при его открытии, что "советский театр — это не коммерческое предприятие, а культурное", и действительно, в нем не было "дешевых" мест, рассчитанных на то, чтобы поместить как можно больше публики, не очень-то считаясь с ее удобствами. Все места просторные, удобные и отовсюду хорошо видно. Прекрасное, двухсветное фойе партера с мраморными колоннами, курительная комната с глубокими кожаными креслами, зрительный зал с удобными креслами, занавесом, вышитым руками искусных рукодельниц, и красиво декорированными ложами создавали впечатление покоя и комфорта.

Из Москвы приехал (как потом стало известно, против собственного желания, по приказу профсоюза) хорошо известный режиссер Завадский с группой столичных актеров, в числе которых была заслуженная артистка республики Марецкая.

Вскоре в местной газете была опубликована программа на весь сезон, встреченная с чувством удовлетворения театралами. В программу были включены пьесы, много лет не ставившиеся в театре города: несколько чеховских, "На дне" Горького, Шекспир и небольшое количество набивших всем оскомину пьес о героях революции. Мы купили себе абонемент на весь сезон.

Театральный сезон открылся пьесой "Любовь Яровая", о героях революции, она была указана в программе. Поскольку главную роль исполняла Марецкая, мы пошли. В фойе театра висела афиша с программой на ближайшие недели и возле нее стояла толпа, по-видимому, взволнованных зрителей, мы подошли и увидели возмутительную вещь: эта программа не имела ничего общего с той, какую мы знали, когда покупали абонемент; три четверти ее состояло из пьес советских авторов, описывающих "пафос социалистического строительства" и "героизм революции". Все в публике выглядели возмущенными, но замечаниями обменивались шепотом, отойдя в сторону.

У меня есть приятель в тресте, молодой инженер, у которого много знакомых артистов. Увидев его вскоре после представления, я спросила:

— Вадим, что случилось с театральной программой? Обещали одно, а показывают совершенно другое.

— Возмутительно! Когда Завадского командировали сюда, а как вы, вероятно, знаете, он приехал только на один год, ему обещали в профсоюзе работников просвещения, что он будет свободен в выборе программы. Его-то программа и была опубликована: конечно, проверенная и утвержденная соответствующей организацией. Но когда она была опубликована в местной газете, на нее обратил внимание секретарь крайкома и нашел, что она недостаточно представляет современных, советских писателей, и Завадского заставили ее изменить. Завадский, как говорят, "рвал и метал", смотался в Москву, стараясь защитить свою программу, но ничего добиться не мог и ему пришлось свою программу заменить новой.

— Оставили ли ему хоть одну пьесу Чехова?

— Нет. Чехов — мягкотелый интеллигент, его показывают только в Москве, где публика более сознательная, в провинции он не подходящий.

— А "На дне" Горького оставили?