Мимикрия в СССР

Я получила письмо от моей подруги по институту Ольги. Она будет проезжать через Ростов и остановится повидать меня. Мне было интересно встретиться с ней. Ее студенческие годы были очень несчастливыми. На третьем курсе партийная организация института нашла, что ее идеология требует исправления и ее, оторвав от ученья, послали на год на завод в качестве работницы "у станка". Кроме того, у нее был неудачный, доставивший ей много горя, роман с одним из партийных студентов, Максимом. Через год после исключения я встретилась с ней в Ленинграде. Перенесенные неприятности закалили ее как сталь, ее политические взгляды откристаллизовались: она сделалась врагом коммунизма и желала с ним бороться. Я знала, что она в конце концов кончила Ленинградский институт и уехала работать на одну из окраин Сов. Союза.

Ольга приехала в воскресенье утром и в этот же день вечером должна была ехать дальше. После четырех лет разлуки я не увидела в ней перемен. Как и раньше, красивая и вредная, она была небрежно и немного по-мужски одета: грубошерстное пальто "реглан", темная узкая юбка, блузочка с воротником под галстук. Коротко подстриженные, естественно курчавые волосы дополняли сходство.

— Такая неожиданность! Как ты узнала мой адрес? — спросила я ее.

— Встретила твою приятельницу Лиду, она и дала мне адрес. Она рассказала, что ты оставила работу в институте по собственному желанию, я удивилась, тебе ведь очень хотелось работать в институте, почему же ты бросила?

— Нам нужно было переехать в Ростов, Сереже предложили здесь хорошую работу.

— Вот что значит быть замужем. Обуза это.

— Обуза для мужа, — отозвался Сережа.

— Обуза для обоих, — засмеялась Ольга.

— Сказать откровенно, я не была особенно счастливой, работая с Лагутиным. Он разрабатывал теорию просеивания и около года я все сеяла и сеяла сыпучие тела. Проблема может показаться несложной, но она требовала массы опытов и математических расчетов. Работая с ним, я увидела, что он "кулак и эксплуататор", все время требовал, чтобы я работала над его темой, а мне хотелось заняться чем-нибудь самостоятельным.

— Этого и нужно было ожидать. Через это нужно было пройти.

— С Лагутиным это было не "пройти", а все время идти по его дорожке. Мы еще не кончили теорию просеивания, а он уже задумал разрабатывать другую теорию, говорил, что у него накопилось много идей в голове, за то время, пока у него не было специального ассистента. Я бы не возражала разрабатывать его идеи самостоятельно, но он заставлял меня точно следовать всем его указаниям. Короче говоря, я боялась, что он сделает из меня, как выразился Чехов, ломовую лошадь в науке.

Сережа стал расспрашивать Ольгу.

— А у вас, Оля, работа интересная? Такая, как вам хотелось бы?

— Интересная, но тяжелая. Строим гидростанцию руками заключенных, лагерниками. Я одна из немногих вольнонаемных. По окончании института я сама выбрала эту стройку. В институте были довольны; мало кто хотел ехать на Крайний Север. На работе со мной считаются, поручают более ответственные задания, чем я могла надеяться иметь сразу после окончания. Когда ехала, то не знала, что буду работать с заключенными. Знала бы, может, не поехала бы. А теперь вижу: это мне на пользу. Увидела строительство коммунизма на практике.

— У Сережи брат таким образом практикуется где-то возле Байкала.

— Вы представляете, какая неразумная трата людской энергии, просто с технической точки зрения. Таким количеством людей, если бы они работали добровольно и жили бы по-людски, можно две станции строить. А ведь как нужны нашей стране эти станции! Но на этих стройках партия преследует две цели: построить станцию и уничтожить людей, способных ей сопротивляться. В этом-то и ужас.

— Как вы сами живете? Тоже плохо?

— Нет, терпимо. Живем в лесу, в бараках, но у меня отдельная комната, даже прислугу дали.

— А в свободное время?

— Его у меня не очень много. Есть несколько друзей, лес кругом интересный. Научилась ходить на лыжах. Только вот книг мало, таких, какие можно перечитывать несколько раз, нет. Мне книги нужны как разрядка, как наркотик, ведь я водки не пью. И представьте, как мне повезло: у отца я нашла томик "поэз" Игоря Северянина.

— Северянина?!

— Вы не представляете, какое это сокровище в моих условиях. Валя, у тебя есть его стихи?

— Есть.

— Принеси сюда.

Я принесла, Ольга, полистав немного, нашла:

— Вот, например, представьте, я целый день вижу измученных, одетых в лохмотья людей, да и сама в ватнике, нос от мороза шелушится, руки огрубели… прихожу в свою лачугу, открываю книжку и читаю:

В шумном платье муаровом,
в шумном платье муаровом
По аллее олуненной вы проходите морево…
Ваше платье изысканно,
ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый…

Прочтешь и даже смешно делается. Такая вычурная нелепость, а ведь красиво! Или вот еще: