Мимикрия в СССР

— Дети не поймут и не заметят. Я помню, когда мне было лет десять-одиннадцать, моя старшая сестра читала по вечерам вслух "Анну Каренину", и мои родители, считая эту книгу, как вы сказали, слишком "откровенной" для детей, читали ее после того как меня с братом Володей отсылали спать. Из-за этого мне страшно захотелось прочесть ее, и я прочла даже раньше, чем все остальные. Прочла и поразилась, почему она не подходящая для детей? Места, которые моим родителям казались неподходящими, я просто не поняла. Потом, уже взрослой, я опять прочла "Анну Каренину" и нашла ее совершенно новой для меня.

— Я очень часто вижу у ребят книги, которые я не знаю, большею частью старорежимного издания, говорят, достают у товарищей.

— От товарищей они достанут книги, не издававшиеся много лет, — было бы желание читать. А вы сам много читаете?

— Нет. Мне некогда. Вы знаете, как много времени я провожу на мельнице, а дома часто приходится делать разные мелочи по хозяйству, но когда я слышу что-либо интересное о книге, я стараюсь прочесть.

— У меня есть очень интересная книга, я хочу, чтобы вы прочли и сказали свое мнение.

— Принесите, для интересной книги время найдется.

На другой день я принесла ему "Жизнь Иисуса" Ренана. Несколько дней после этого я его не видела, наконец он пришел ко мне в контору.

— Увидел, что Коваль ходит по производству, и забежал к вам, чтобы без свидетелей поговорить о книге, что вы мне дали.

— Она вам понравилась?

— Трудно сказать. Старается писатель изо всех сил разрушить веру в то, что Иисус Христос был Бог, и для верующих людей, как моя жена, эта книга неприятная, но знаете, я дал почитать ее своим мальчикам.

— Чтобы разрушить их веру?

— Нет, что вы?! Наоборот. Видите ли в школе, в пионерском отряде их убеждают, что такого человека, Иисуса Христа, и на свете никогда не было, нет, мол, исторических данных, что он жил. Это одна из основ антирелигиозной пропаганды, — утверждать, что Он легенда. Теперь Ренан, атеист, описывает Его жизнь, основываясь на фактах, о которых мы ничего не знаем. Прочитав книгу, видно, что, отрицая жизнь Христа, пусть даже как человека, антирелигиозная пропаганда брешет, заведомо стараясь ввести людей в заблуждение, и это наводит на мысль: почему? Никому не нравится, когда их обдуривают, особенно детям. Я особенно обратил внимание мальчиков на предисловие, где сказано, что Ренан крупный ученый и философ, и из книги видно, что у него не было и тени сомнения, что Христос жил. Очевидно, за границей это всем известно и только нас и наших детей стараются обмануть. Пусть мальчики будут настороже и знают, что их обманывают, и не особенно доверяют пропаганде. Видите ли, мать старается привить им веру в Бога, а они, я думаю, больше верят школе. Эта книга нужная.

— Я все-таки думаю, что они еще малы читать такие книги; она для взрослых.

— Не малы! Когда они повзрослеют, они могут и не увидеть такую книгу; ведь не знал же я до сих пор о ее существовании. Что меня злит больше всего, Валентина Алексеевна, это то, что меня хотят заставить верить чему-то, не сообщая фактов. Кто-то решил, что я недостаточно умный, чтобы найти для себя сам, в чем правда? Будто я, как ребенок, в тридцать лет все еще нуждаюсь в руководстве в таких вопросах, где каждый человек должен решать сам для себя. Кто-то, скажем Заславский, решил за меня, что Бога нет. Как-будто я какой-то недоразвитый, не могу разобраться в этом вопросе, если мне станут известны факты? Вот когда меня таким способом хотят заставить чему-нибудь поверить, я, как еж, растопыриваю иголки и ничего не пускаю к себе в нутро, даже если это и правда… У вас есть еще подобные книги, с удовольствием почитал бы?

— Думаю, что нет. Я посмотрю.

Я была довольна, что Стрючков так близко принял к сердцу книгу, моя собственная реакция, когда я ее прочла, была почти такая же.

— А еще, В. А., вы слышали, какое ужасное несчастье случилось с сынишкой Юсупова?

— Ничего не слышала.

— Вчера он попал под трамвай, и говорят, его сильно изувечило.

— Какой ужас! Я пойду расспрошу Юсупова, в чем дело.

— Его еще нет на работе, вероятно, в больнице, я заходил к нему.

— Пойдемте опять, может, он уже пришел.

Юсупов уже сидел у себя в конторке и, как и следовало ожидать, был страшно расстроен. На наши сочувственные слова и вопросы он ответил, что, кажется, у мальчика есть надежда выйти целым из этого несчастья.