Мимси Покет и дети без имени

В прозрачной воде плескались рыбы. Когда он уходил, стойбище только просыпалось. Слышалось пение женщин, крики детей, игравших в грязи, ворчание оленей. Зима выдалась непростой. Один из оленей умер. Старик Дума – тоже, а ведь как здорово он умел выправлять сани. Они уложили его тело на высокое ложе из еловых лап и оставили в чистом поле, на волю ветра и снежных вихрей. Но Анук не оставил их. По весне родился новый ребёнок – у Нуры, младшей сестры всадника. И они отправились в обратный путь, пробираясь теми же непроходимыми тропами, куда солдаты не сунутся, и обходя стороной деревни, в которых праздновали Иоаннов день и жгли высокие костры.

Сдавив бока коня босыми пятками, всадник ускорил его ход. Очень много времени пришлось потратить на погоню за зайцем, который висел теперь у него на поясе. Всадник ехал по скалистому спуску, следя за тем, чтобы тёмная громада леса всё время оставалась за спиной. Небезопасно выходить на открытую местность так близко от человеческого жилья. В полях начиналась жатва, и в голубое небо поднимались столбы золотой пыли.

Это было самое изнуряющее время дня. Собаки в фермерских дворах в эти часы забивались в тень. Мохнатые сторожевые псы, натасканные на то, чтобы не подпускать чужаков. Хотя он шёл против ветра, пот стекал по лбу, и солнце пронзало насквозь небольшую конусообразную шляпу, скрывавшую его лицо.

Он знал эти места наизусть. Пятнадцать лет тому назад он добрался бы сюда с закрытыми глазами.

Он пересёк луг, пахнущий анисом, нырнул в укрытие деревьев и направил коренастого коня через высокие заросли папоротника. Он ехал, пригнувшись, чтобы не цепляться за нижние ветки, и колчан, висевший у него за спиной, напоминал богато украшенные ножны.

На опушке леса всадник нашёл место, которое искал, и остановил коня в тени листвы.

Ветер приносил снизу, из долины, голоса. Конь стоял неподвижно и лишь громко отдувался и шевелил ушами в такт танцующим на ветру листьям.

Всадник тоже долгое время сидел без движения, и глаза его под полями шляпы сузились в две щёлки.

Внизу находился маленький пруд, казавшийся сизым от кресс-салата. Чуть дальше за деревьями виднелись дома, крыша сарая и деревянная конюшня.

В солнечном свете он заметил маленькие фигурки, сидевшие на ограде загона для скота. Около дюжины детей радостно кричали и размахивали руками.

Женщина в одежде для верховой езды стояла в центре манежа, где лошадь рыжей масти поднимала в воздух пыль. С этого расстояния нельзя было разобрать черты лица, но он сразу узнал её манеру держаться: ноги широко расставлены, спина прямая, кулаки упираются в бока.

Она внимательно направляла юную наездницу.

Незнакомец намётанным глазом наблюдал, как девочка разворачивает коня.

Было видно, что в седле она совсем недавно. Но у неё неплохая посадка и сколько угодно отваги. Несмотря на невысокий рост, она смело правила породистой и нервной лошадью. Сначала они перескочили через первый ряд препятствий, потом – через две преграды сразу, и маленькие зрители разразились победными криками и аплодисментами.

Никто не смог бы догадаться, о чём думал в этот момент всадник, смотревший на девочку из тени листвы. Его лицо было непроницаемо, руки покоились по обе стороны седла, а глаза под полями шляпы блестели, как у кошки, наблюдающей за птицей через оконное стекло.

Наконец девочка перевела лошадь на шаг и вернулась к барьеру. Женщина взяла у неё поводья, и та легко соскользнула на землю, с горящим лицом и сияющей улыбкой. Женщина погладила её по щеке и, нагнувшись к самому уху, прошептала что-то такое, отчего девочка расхохоталась.

Они вместе покинули манеж (одна несла под мышкой седло, другая вела лошадь) и присоединились к остальным.

Всадник ещё долго стоял без движения.

Его силуэт казался оптическим обманом, игрой теней в листве, которую колышет ветер.

Наконец, развернув коня, он щёлкнул языком и скрылся в тихой свежести леса. На душе у него было легко, как если бы сердце летело впереди, само по себе.