Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ

Закричала, как никогда не кричала в своей жизни. Она понимала: еще десять лет лагеря Левушке не выдержать — не выжить, у нее же вечная ссылка (выезд из места ссылки, даже временный, приравнивался к побегу и «обеспечивался» 25 годами каторги), значит, и свидания к нему в лагерь не видать.

…Я не могу спокойно писать об этом. Я пытаюсь понять состояние этой, уже не молодой, сорокапятилетней женщины, которая влюбилась — сильно, страстно посреди того лагерного кошмара, которая прожила — не по-человечески, не нормально, но безумно, до истомы, счастливо шесть, или почти шесть, лет, и вот… Вдова — не вдова, жена — не жена, и холодная пустая постель…

А каково было Льву?!

Он кричал на допросе своему следователю Годаю:

«Я еще поживу! Да и в лагере я буду жить! Будь уверен! Буду книги читать, водку пить, спать с вольнонаемными медсестрами да врачами — женами начальников!.. Мне сейчас сорок два года, когда выйду на волю — мне будет пятьдесят два… Я еще поживу!»

Он кричал, но он-то, прожженный зек, доходивший от цинги в тридцать девятом, он-то знал, что это такое — еще 10 лет лагерей.

Пять лет. Пять лет они почти каждый день писали друг другу письма. Все письма Льва Рика рвала — она не хотела, чтобы когда-нибудь, при следующем аресте или новой ссылке, их читали энкаведешники.

Рика вернулась в Москву в пятьдесят четвертом. Лев через год, в пятьдесят пятом. У них не было ни кола, ни двора, ни имущества — буквально ничего. Только 31 год лагерей и ссылок — на двоих.

Когда они расписались, у них не оказалось денег даже на «четвертинку».

Что было потом? Лев писательствовал, Рика печатала на машинке, они растили Наташку. Своих детей Рике заводить было поздно, хотя врачи и говорили ей, что Господь Бог создал ее для деторождения. Но то — Господь Бог, а здесь — советская власть… А детей Рика любила. Получили комнату, потом квартирку — 28 квадратных метров.

В разговоре, в обиходе у них сохранились лагерные слова и привычки. «Пайка», «оправка» — это из повседневного лексикона.

Где бы ни были, никогда не оставляют ключ снаружи, — память о тюрьмах, надзирателях и ключах, закрывавших их в камерах с той стороны — на годы.

Впрочем — «что было потом?» Что было?

Любовь. И наша жизнь.

Потом… Потом грянула перестройка, и Лев Разгон опубликовал свою книку «Непридуманное», которую писал в стол последние двадцать лет. Разгон сразу и как-то оглушительно стал знаменитым.

Они съездили в Италию, в Англию, во Францию… Рика смеялась: «Надо было дожить до 83 лет, чтобы впервые поехать за границу»…

Летом 91-го какие-то киношники затеяли о Разгоне фильм. Повезли его в Бутырки — к той камере, где он когда-то сидел… Лев вернулся оттуда не в себе — плакал.

В Бутырках, по словам Разгона, многое изменилось. В его камере теперь была вода, чтобы умыться, парашу заменил цивильный унитаз, и сидело не 70 человек, как в те, Левушкины времена, а всего 40…

Но когда баландер (человек, раздающий «баланду» — некое месиво, именуемое едой) стал разливать по мискам еду и подавать ее в камеру, Левушке стало плохо.

«Я не знаю, как это объяснить, но я вдруг почувствовал, что я — с ними, с теми, кто сидел в камере… Да, да, они уголовники, они совершили преступление. Но там, в Бутырках, где мир разделен на тюремщиков и зеков… Короче, ощущать себя на стороне тюремщиков я не мог»…

Я как-то спросила Рику: «Когда вас выпустили из ссылки, вы… не боялись, что возьмут и в третий раз?»

«Я и сейчас боюсь», — ответила Рика.

…Я любила наблюдать за ними. Рика после многочисленных переломов ходила трудно, но все равно в фигуре, в повороте головы, в руках, — во всей ней было что-то царское.

Она больше молчала — говорил Лев, и я всегда видела, как, слушая его, улыбались уголки ее губ и глаза: она смотрела на него любовно и чуть снисходительно: «Не петушись!» Дело не в разнице в годах — какая тут разница? — 86 и 83 — просто во Льве действительно много мальчишеского.

Когда они сидели рядом на лавочке, Лев клал руку между ладошек Рики. Они разговаривали с кем-то или друг с другом, и Рика беспрестанно похлопывала-поглаживала Левушкину руку. Так было покойно ей. Так было покойно ему.

Боже праведный! Такая жизнь за спиной — такая тяжелая, долгая жизнь, а все — любовники… «Если есть на свете любовь»… Если есть на свете любовь — они ее избранники. Рика и Лев Разгоны.

Глава I Версия

В середине декабря 1990 года после того, как Председатель КГБ Владимир Крючков выступил по Центральному телевидению с заявлением, многие западные информационные агентства и журналисты газет в своих корреспонденциях из Москвы сообщили: в Советском Союзе произошел бескровный государственный переворот.

Это была ошибка. Хотя, конечно, подобное заключение казалось вполне логичным, особенно на фоне того, что месяцем раньше Михаил Горбачев сначала публично высказался «за» программу радикальных экономических реформ «500 дней», предложенную группой Шаталина — Явлинского, а потом совершенно неожиданно высказался «против» нее.