Она сидела на диване в библиотеке, в одной руке держала книгу, а другой гладила Дона. Кот мурлыкал так громко, что работающий трактор поостерёгся бы с ним соревноваться.
– Привет, – сказал Шура, садясь рядом.
– А, это ты, привет, а чего так рано? – спросила она, не отрываясь от страницы.
– Слава, у тебя совесть есть? – вопросом на вопрос ответил Наполеонов.
– В смысле? – машинально поинтересовалась она.
– В том смысле, что работы непочатый край! Клиент твой, кстати, в ярости. А она книжки почитывает! По пе-да-го-ги-ке! – произнёс он по слогам.
Мирослава наконец оторвала глаза от страницы и посмотрела на Наполеонова:
– Шур, а ты знаешь, что сказал Белинский…
– Он много чего сказал, – перебил её Наполеонов.
– Ну, вот, например: «Человек страшится только того, чего не знает; знанием побеждается всякий страх».
– Ага, – хмыкнул Наполеонов, – допустим, ты знаешь, что за углом стоит человек с револьвером, и чем тебе это знание поможет?
– Во-первых, я могу придумать, как его обезоружить. Если же я не обладаю такой возможностью, то просто не пойду за этот угол. Удовлетворён?
– Нисколько!
– Шура, а ты никогда не задумывался над тем, что люди совершают преступления потому, что в детстве их неправильно воспитывали?
– Это тебе кто сказал, Герцен или Чернышевский?
– Оба вместе, и не только они.
– Ты ещё Макаренко с Сухомлинским начитайся и иди работать с трудными подростками! – раскипятился Шура.
– Ну, чего ты злишься? – спросила она и погладила нежно его рыжеватые волосы.
– Не злюсь я. – Он поймал её руку и уткнулся в неё носом.
– Я не помешал? – спросил входящий с подносом Морис.
– Если с едой, то не помешал, – оживился Шура и, не дожидаясь, пока Морис поставит поднос на стол, схватил бутерброд с сыром и ветчиной.
– И почему ты всегда такой голодный? – улыбнулась Мирослава.
– Потому что работа у меня собачья.
– Но ты и в детстве такой же был!
– В детстве я тоже выполнял работу.
– И какую же, позволь тебя спросить?
– Я рос!
– А другие, можно подумать, нет.
– Дылды, – Шура покосился на Мирославу и Мориса и пододвинул тарелку с оставшимися бутербродами поближе к себе, – для достижения цели прикладывают меньше усилий и потому тратят меньше калорий.
– И кто это сказал? – удивился Миндаугас.
– Я! – гордо ответил Шура и выпятил груть.
– Может, нам его на Нобелевскую премию выдвинуть? – задумчиво проговорил Миндаугас.
– На шнобелевскую, – рассмеялась Мирослава.
– Ой, правда, ребята, отправьте меня в Гарвард…
– Размечтался!
– С вами только и остаётся мечтать. Легкоступов привёз вам фото?
– Привёз. Очень красивые!
– Достал он меня со своей красотой! Я спрашиваю о деле! – Шура отодвинул от себя опустевшую тарелку. – Ты их показывала свидетелям?
Мирослава кивнула.
– И что сказали свидетели о девушках?
– Ничего…
– Понятно. Зря Легкоступов старался. – В голосе Наполеонова прозвучал сарказм.
– Почему же зря…
Шура вопросительно посмотрел на Мирославу.
– У нас нет фото Ирины, – ответила она на его немой вопрос.
– Так и Ирины нет в городе. Только вон открытки шлёт с курорта.
– И всё-таки её фотография нам не помешала бы.
– Проще всего изъять фото из её семейного альбома… – заметил Шура.
– Но у нас нет гарантии, что сестра не сообщит ей и Ирина, если она виновата, не скроется, – возразила Мирослава.
– Короче, я хотел бы, чтобы ты съездила в Светлогорск и на месте посмотрела, что там и как. Кстати, если ты согласишься, у меня в светлогорской полиции есть знакомый, он тебе поможет.
– Это мне нравится.
– Только он… не такой, как все…
– «Голубой», что ли?
– Да нет! Нормальной ориентации и даже очень гарный хлопец. Только, видишь ли, у него глаза разного цвета – один карий, один голубой. И он не любит, когда, ну, в общем, ты понимаешь…
– Понимаю.
– Ну, вот и хорошо, если понравится, можешь его соблазнить, совместишь приятное с полезным, – легкомысленно разрешил он.
Дверь библиотеки с грохотом захлопнулась.
– Сквозняк? – быстро спросил Шура.
– Ага, по имени Морис, – усмехнулась Мирослава.
Шура оглянулся, Миндаугаса в библиотеке не было.
– Чёрт, Морису не понравился мой последний совет.
– Ага, – весело согласилась Мирослава, – и теперь он может оставить тебя без сладкого.
– Только не это! – Шура сделал испуганное лицо. – Пойду, помирюсь. – Он подхватился с кресла и вынесся из библиотеки.
– Мы же не договорили! – крикнула ему вслед Мирослава.
– Потом, потом!
Мирослава не знала, какими словами Шура умаслил Мориса, но за ужином они общались по-прежнему по-дружески.
После вечернего чая Морис ушёл на прогулку по саду. Компанию ему составил Дон. А Наполеонов и Волгина долго обсуждали стратегию предстоящей поездки Мирославы в Светлогорск. Когда они всё обсудили, в сад уже вошла ночь. В мягком бархатистом небе светила луна. Тихо перешёптывались листья, журчание ручья было таким упоительно сладким, точно собиралось убаюкать саму ночь…
– Как хорошо! – выдохнула Мирослава, усаживаясь на крыльцо возле Миндаугаса. Шура примостился рядом. А Дон растянулся у ног хозяйки и тихо замурчал. И тут раздался голос соловья, и показалось, что встрепенулся даже мягкий весенний воздух. Любовь!