Миниатюры с натуры

Семейные свары не дают спокойно дохнуть. Сестра Надя против веселых вечеров. Бабуся и мамуся — за. Отец держался нейтралитета, а в последнее время начал сдавать, начал и сам на меня наступать.

— Что мне на службе скажут?.. В персональное дело запишут! Да! Точно, влепят… — И ко мне: — Что ты натворил, бездельник!

Сварливую, затхлую атмосферу первой разрядила моя добренькая, родненькая мамуся. Сунула десяточку и ласково шепнула:

— С богом, Сема. Успокой свои нервы…

Нервы я всегда успокаивал в ресторане «Полтава».

Вот где хорошо лечить нервную систему!

8

Вчера батенька и сестрица Наденька встали на дыбы, решительно запротестовали: никаких выпивонов, никаких закусонов.

Пришлось нашей веселой компании удариться в конспирацию. В дровяном сарае немедленно созвали конспиративное совещание.

На совещании присутствовали: я, Жора и вольный художник Прокопий.

На повестке дня стоял только один вопрос — в какую дерезовую чащу переходить.

Выступали: вольный художник Прокопий, Жора и я.

Постановили единогласно: горло промачивать за речкой Ворсклой, на окраине, в зеленой роще. В том местечке, которое носит историческое название Копылы.

Вот там нас в летний погожий вечер и застукали…

Началось с малого. Начали мерить, у кого длиннее патлы — у художника или у Жоры, моего друга и кореша.

Опрокинули первую рюмаху, померили — у Прокопия! Выпили вторую, померили — у кореша!

Что за наваждение! Льем, пьем, меряем и не можем разобрать: почему то у одного, то у другого космы удлиняются?

Заподозрив со стороны вольного художника какую-то каверзу, Жора сказал:

— Прокопе! Ты мне рога не наставляй!

— Хулу порешь! Разве не видишь — темно!

Темпераментный Жора не стерпел:

— Ах, тебе темно? Дай-ка я засвечу!

Кто кому первый засветил, кто кого первого за космы схватил — не рассмотрел.

Все трое разобрались во всем, когда попали в рай… в раймилицию.

Глянули — у каждого под глазами светят пестрые фонарики. Небольшие, но разноцветные: синенькие, красненькие и зелененькие.

Впервые в своей жизни я взялся за трудовую метлу. Метелочкой улицу подметал.

Галинка каждое утро навещала. Поздоровается и тихо шепнет:

— Сема! Ой, Сема! Милый мой друже! Помни — кто напрямик кочует, тот дома не ночует.

9

Метла натрудила руки — отдыхаю. Пятый день отлеживаюсь дома.

Какая красота — домашние хлопоты. Подают, убирают… Теплота и внимание… Умоют, причешут, еще и зеркальце под самую мордочку подставят. Посмотрю, цмокну губами и повернусь на другой бок. Роскошествую… Лежу, не встаю.

А вокруг моей особы и метушня и беготня. Несут то, подносят другое. Хлопотливая бабуся заговорщицки подмигивает и под подушку засовывает что-то стеклянное.

— Внучек! Целебное! Потяни для бодрости духа!..

Ох, бабусенция! Очаровательный ты мой предок! Потянул то, что и надо, — эликсир с перцем. Выше сорока градусов…

Потяну — посплю. Посплю — потяну. Ей-богу, лучшая житуха, чем в детских яслях!

Кликну: «Маман, подай! Маман, убери!» А мать как мать — не знает, на какую и ногу ступать.

10

Ура — радостная новость! В мою тихую келью нежданно-негаданно влетел Жора в сопровождении прекрасной Феи.

Щебетливая пташечка! Бегает, ласточкой по комнате порхает.

Что значит, элегантная девчонка! Умеет ценить женскую красоту. На одной ножке скачет и кокетливо в зеркальце заглядывает. То подправит бровки, то подмажет губки…

Мамусю и бабусю Фея очаровала. Надю, Галю — нет. Они искоса поглядывали и немым взглядом спрашивали: с какой ветки эта сизоокая пташечка слетела?

Скромных студенток я прекрасно понимаю: их разбирала скрытая зависть. На модной Фее одних чертиков прыгало штук двенадцать. На серьгах, браслетах…

Серебряное портмоне и то лукавым украшено. Мастер выгравировал классическую сценку: возле посудника черт Солоху искушал…

Что и говорить — модница! Знает, какими штучками-мучками распалить огонек зависти у наивных провинциалок…

Коротенько опишу колоритный костюм молодой попрыгуньи.

Платье а-ля модерн — нежные девичьи ножки плотненько облегали мальчишечьи брючки. А фигурка какая тонюсенькая!.. Фея зеленым поясом так затянулась, так засупонилась, что, ей-ей, трудно представить, как она, бедняжка, дышит. Прическу мои друзья носили разнофасонную: Фея — хвостом вверх, Жора — хвостом вниз.

Болтали, говорили и мою душеньку повеселили — «откололи» танго.

Вот выкидывали кренделя! Кошечка с перепугу даже на шкаф прыгнула. Глупая перепутала: Жора и Фея классическое танго танцевали, а ей показалось — по хате полосатая тигра скачет.

11

Мы с Жорой ведем интимный разговор — почему Фея, а не Психея? Оказывается — девочка родилась и терпеливо в десятилетке училась с именем Пелагея. Выпестованная на руках мамуси и папуси, девушка, прочитав в дипломе — Пелагея, обомлела. Упала на паркетный пол.

Очнувшись, слезно зарыдала:

— Папуська! Мамуська! Я ваша дочка или не ваша? Я не Пелагея, я — Фея!

— Сема! Семочка! Ты знаешь, кто у моей подруги родители? Высота…

Папуся — сюда, мамуся — туда… Два звонка — готово! Имя переменили.

Жора придвинулся, оглянулся и на ухо зашептал: