Она ждала в кабинете, глядя на белую доску со списком имен, против большинства которых стояла пометка (убит), (убит), (убит), и на постер, гласивший:
Только через два часа в кабинет вошел Нага в сопровождении бодрого и жизнерадостного Ашфака Мира, окруженного густым облаком одеколонного аромата. Потребовался еще час для того, чтобы Ашфак Мир закончил свой спектакль с раненым лашкарским боевиком, омлетами и кебабами, а затем приступил к церемонии передачи пленницы. Пройдя все эти ритуалы, по дороге в отель «Ахдус», когда Нага держал ее за руку, Тило не могла думать ни о чем другом, кроме головы Гуль-кака, болтавшейся в мешке из-под риса басмати (по какой-то необъяснимой причине Тило казались наиболее унизительными висевшие под подбородком Гульреза ручки сумки), и Мусы, лежавшего на дне лодки под пустыми корзинами и уплывавшего в неизвестность.
Нага предусмотрительно забронировал в гостинице отдельный номер. Он спросил, не хочет ли она, чтобы он остался с ней («исключительно по дружбе», как он сказал). Она сказала «нет», и он обнял ее и вышел, оставив на прощание две снотворные таблетки. («Или ты хочешь перекусить?») Он позвонил и велел принести в номер два ведра горячей воды. Тило была глубоко тронута его заботой — его добросердечностью, с которой она раньше никогда не сталкивалась. Нага оставил ей две выглаженные рубашки и брюки, на случай, если она захочет переодеться, и предложил вместе улететь ближайшим рейсом в Дели. Тило сказала, что утром скажет об этом. Она понимала, что не сможет никуда уехать, прежде чем не узнает, что произошло с Мусой. Она просто не могла это сделать. И еще она знала, что Муса подаст о себе весть. Каким-то образом он должен был сообщить ей, что он жив. Она лежала на кровати с открытыми глазами, боясь даже моргать, опасаясь, что даже в этот краткий миг ее смогут обступить призраки. Часть ее существа хотела вернуться в «Шираз» и подраться со следователем Розочкой. Это было сродни желанию ответить на замечание остроумной репликой, пришедшей в голову на следующий день, когда уже поздно что-либо говорить, — как говорится, после драки кулаками не машут. Это выглядело бы дешево и глупо. Розочка была всего-навсего жестокой и глубоко несчастной женщиной. Она не Выдра, не машина для убийства, так зачем вынашивать планы мести и мучиться от бесплодных фантазий?
Она скучала по своим волосам. Никогда уже не вырастут они такими длинными. Это память о Гуль-каке.
В десять часов утра в дверь едва слышно постучались. Тило подумала, что это Нага, но оказалось, что пришла Хадиджа. Они были едва знакомы, но в мире не было теперь никого другого (если не считать Мусу), кого Тило была бы так рада видеть. Хадиджа в нескольких словах объяснила, как она нашла Тило: «У нас тоже есть свои люди». На этот раз своими людьми оказались рулевой одной из армейских лодок, люди из соседнего плавучего дома и многие другие, находившиеся по пути следования группы, которые передавали информацию практически в режиме реального времени. Своим человеком оказался и парикмахер из «Шираза» Мохаммед Субхан Хаджам. В отеле «Ахдус» своим человеком был посыльный.
Хадиджа принесла, кроме того, последние новости. Армия объявила о поимке и ликвидации опасного боевика командира Гульреза. Муса в это время находился в Сринагаре. Он придет на похороны. Боевики нескольких групп произведут ружейный салют на могиле командира Гульреза. Для них это будет безопасно, потому что на улицах в это время будут десятки тысяч людей и армия постарается избежать нового массового кровопролития. Тило пойдет с Хадиджей в один надежный дом в Кханках-э-Мула, где увидится с Мусой после похорон. Он сказал, что это очень важно. Хадиджа принесла Тило новую одежду — шальвары, камиз, пхеран и желто-зеленый хиджаб. Деловитость и будничность слов и дел Хадиджи выдернули Тило из трясины жалости к себе, в которую она погрузилась почти с головой. Все испытания прошлой ночи в Кашмире считаются нормой жизни.
Принесли горячую воду. Тило вымылась и переоделась в новую одежду. Хадиджа показала ей, как правильно застегнуть хиджаб, чтобы он обрамлял лицо. В хиджабе у нее был очень аристократический вид — она стала похожа на эфиопскую царицу. Тило понравилось, как она выглядит, хотя она предпочла бы сохранить волосы. Под дверь номера Наги она просунула записку, в которой писала, что вернется к вечеру. Женщины вышли из гостиницы, сели в машину и погрузились в водоворот улиц, которые оживали только во время погребения мертвецов.