Министерство наивысшего счастья

Однако в том, что произошло, не было никакой тайны. Ворона в полете наткнулась на прозрачный корд воздушного змея, который запутался в ветвях баньяна, росшего на кладбище. Виновник — пурпурно-красный воздушный змей, с виноватым видом просвечивал сквозь листву. Шнурок — китайское изделие, заполонившее рынок, — был сделан из прозрачного, очень прочного пластика, покрытого сверху слоем силикатного стекла. Запускавшие на День независимости воздушных змеев люди сбивали змеев других людей, захлестывая их корды китайским шнуром, который перерезал другие нити, словно бритва. В городе уже было несколько несчастных случаев с этими невидимыми шнурами.

Сначала ворона пыталась освободиться, но потом поняла, что с каждым ее движением шнур лишь глубже врезается в оперение. Она застыла и лишь с недоумением смотрела своими круглыми глазами на собравшихся внизу людей. С каждым мгновением в небе появлялось все больше и больше растревоженных, отчаянно галдящих ворон.

Саддам, оценив ситуацию, убежал в дом и скоро вернулся с длинной веревкой, связанной из кусков шпагата и бельевых веревок. К одному из концов этой веревки он привязал камень и, прищурившись, бросил камень в небо, приблизительно прикинув расположение прозрачного шнура и надеясь захлестнуть его своей веревкой. По расчету Саддама камень должен был потянуть шнур вместе с вороной вниз. Потребовалось несколько попыток с разными камнями (он должен быть достаточно легким, чтобы его можно было высоко подбросить, но при этом достаточно тяжелым, чтобы надежно повиснуть на шнуре и опустить его), прежде чем усилия Саддама увенчались успехом — шнур воздушного змея прогнулся до земли. Ворона упала вместе с ним, но быстро пришла в себя, и, почувствовав свободу, взмахнула крыльями и, как по волшебству, улетела. Вместе с ней улетели и ее сородичи. Карканье стихло, небо очистилось.

Нормальность была восстановлена.

Тем из зрителей, кто увидел в событии нечто иррациональное и неподвластное науке (то есть всем, включая и Устаниджи), стало ясно, что апокалипсис отменяется и в мир вернулась благодать.

Все принялись дружно чествовать, обнимать и целовать виновника торжества.

Саддам Хусейн понял, что другого такого случая ему не представится, и решил, что пора действовать.

Поздно ночью он пришел в комнату Анджум. Она лежала на боку, опершись на локоть и смотрела на засыпающую мисс Джебин Вторую. (Возраст засыпания под ночные вечерние сказки еще не наступил.)

— Нет, ты только представь, — сказала она, — если бы не Божья милость, то сейчас это маленькое создание пропадало бы в каком-нибудь государственном приюте.

Саддам почтительно помолчал, а затем церемонно попросил у Анджум руки Зайнаб. Анджум, не скрывая горечи, ощутив боль от старой, но не зажившей раны, ответила, не подняв головы:

— Почему ты спрашиваешь у меня? Спроси у Саиды — это она ее мать.

— Я знаю всю историю и поэтому обращаюсь к тебе.

Анджум была польщена, но не подала вида. Вместо этого она оценивающим взглядом смерила Саддама с ног до головы, словно видела его впервые в жизни.

— Скажи мне, по какой такой причине Зайнаб должна согласиться на брак с человеком, который мечтает совершить преступление и быть за него повешенным, как Саддам Хусейн?

— Арре яар, — с досадой ответил Хусейн. — С этим навсегда покончено. Мой народ восстал, — Саддам извлек из кармана мобильный телефон и нашел видео с изображением казни Саддама Хусейна. — Вот, смотри, я удаляю видео, прямо у тебя на глазах. Вот, все, его больше нет. Оно мне больше не нужно. Теперь у меня есть новое видео, посмотри.

Анджум с кряхтеньем приняла сидячее положение, притворно ворча:

— Йа Аллах! За какие грехи мне приходится общаться с этим ненормальным? — С этими словами она надела очки. Новое видео Саддама Хусейна начиналось с кадров, на которых было запечатлено несколько ржавых пикапов, стоящих возле аристократического загородного дома, выстроенного в колониальном стиле, — резиденции руководителя налоговой службы Гуджарата. Кузова пикапов были забиты коровьими трупами и скелетами. Молодой далит выгрузил все это добро из машины, а потом принялся бросать на обрамленную колоннами веранду дома. Куски скелетов валялись на подъездной дороге. Рогатый череп водрузили на стол в кабинете чиновника, а коровий позвоночник, словно змею, уложили на кресло.

Анджум была потрясена увиденным. Свет экрана телефона отражался от ее безупречно белого зуба. Она понимала, что люди на экране громко кричат, но звук был выключен, чтобы не разбудить мисс Джебин.

— Что они кричат? Это на гуджарати? — спросила она Саддама.

— Твою мать! Да ты просто смотри! — прошептал Саддам.

— Ай Хай! Что же теперь будет с этими мальчиками?

— Что они могут им сделать, эти несчастные уроды? Они ведь даже неспособны убирать дерьмо за собой. Они не могут похоронить собственную мать. Я не знаю, что они будут делать. Это их проблемы, а не наши.