Министерство наивысшего счастья

* * *

Неприятная история, даже, можно сказать, ужасная. Если, конечно, это правда. Как можно подтвердить правдивость этого рассказа? Люди и их свидетельства ненадежны. Они всегда преувеличивают, особенно кашмирцы, а потом сами начинают верить в свои преувеличения как в божественную истину. Я не могу себе представить, зачем мадам Тилоттама собирает весь этот бессмысленный хлам. Лучше бы занялась этикетками шампуней. В любом случае это не улица с односторонним движением. На той стороне баррикад тоже творят ужасные вещи. Некоторые боевики — просто опасные маньяки. Если бы я мог выбирать, то предпочел бы индуистского фундаменталиста мусульманскому. Да, это правда, мы делали — и делаем — ужасные вещи в Кашмире, но… я вспоминаю, что пакистанская армия делала в Восточном Пакистане, и это был неприкрытый, явный геноцид. Откровенный и законченный. Когда же индийская армия освободила Бангладеш, добрые кашмирцы назвали это — и называют до сих пор — «падением Дакки». Они нечувствительны к чужой боли. Да и кто ее чувствует? Белуджам, которых преследуют в Пакистане, нет никакого дела до Кашмира. Бангладешцы, которых мы освободили, охотятся на индусов. Старые добрые коммунисты называют сталинский ГУЛАГ «необходимой частью революции». Американцы теперь читают вьетнамцам лекции о правах человека. Это не частная, это наша видовая проблема. Исключений здесь нет. Кроме того, сейчас возникла еще одна проблема, затмевающая все остальные. Люди — сообщества, касты, расы и даже целые страны — несут с собой свою трагическую историю, словно бесценный трофей, словно живое имущество, каковое можно продать и купить на свободном рынке. О себе могу сказать, что, к великому несчастью, мне нечего продать на этом рынке, у меня нет за плечами никакой трагедии. Как на меня ни посмотри, я — угнетатель из высшей касты, из правящего класса.

Можете посмеяться надо мной.

Так, что еще у нас здесь?

Открытая коробка из-под картриджа для старенького принтера «Хьюлетт-Паккард» стоит на столе. Я испытываю некоторое облегчение, видя, что содержание ее несколько более оптимистично. Я вижу два желтых конверта с фотографиями. На одном написано «Фотографии выдры», на другом — «Выдра убивает». Отлично. Вот не знал, что она интересуется выдрами. Этот интерес сделал ее в моих глазах — как бы точнее выразиться — менее опасной. Мысль о том, как она гуляет по берегу моря, вдоль реки, с развевающимися на ветру волосами и ищет выдр, вселяет в меня радость за Тило. Я люблю выдр. Наверное, это мои самые любимые животные. Помню, я целыми днями наблюдал за ними, когда мы с семьей проводили отпуск на тихоокеанском побережье Канады. Даже в шторм, когда поверхность океана покрыта высокими волнами и бурунами, эти щекастые отважные твари беззаботно плавали на спинах, взирая на мир так, словно читали в постели утреннюю газету.

Я вытряхнул фотографии из одного конверта.

Там не было ни одного снимка с выдрами.

Я мог бы догадаться об этом сразу, но почувствовал себя жертвой розыгрыша.

На первом снимке запечатлена набережная в Сринагаре близ Далских ворот. Смуглый солдат-сикх в бронежилете присел на корточки, держа в руке винтовку. Одно колено приподнято, а другое он торжествующе поставил на труп молодого человека. По положению тела понятно, что человек мертв. Подбородком он зацепился за каменный бордюр набережной, а остальная часть тела дугой свисает по склону. Ноги неестественно вывернуты, колено выгнуто вправо почти под прямым углом. Парень одет в бежевую футболку. Пуля вошла ему в шею, и крови вытекло немного. На заднем плане, не в фокусе, видны силуэты плавучих домов. Голова солдата обведена красным фломастером. Судя по одежде убитого и по оружию солдата, снимок сделан довольно давно. На всех других, менее мрачных фотографиях видны группы солдат, снятых на рынках, контрольно-пропускных пунктах или на шоссе, где они останавливают проезжающие машины. На всех снимках один из солдат непременно выделен таким же фломастером. Между этими солдатами нет никакой очевидной связи — некоторые из них сикхи, другие, несомненно, мусульмане. Все снимки, за исключением одного, были сделаны в Кашмире. На той единственной фотографии изображен солдат, сидящий на синем пластиковом стуле в бункере, заложенном мешками с песком. Похоже, что пост находится в пустыне. Каска лежит на коленях, а сам солдат держит в руке оранжевую мухобойку и смотрит куда-то вдаль. Внимание привлекает пустой взгляд и отсутствие всякого выражения на лице. Голова этого солдата тоже обведена кружком.

Кто все эти люди?

Только разложив все фотографии на столе, я понял, в чем дело. На снимках изображен один и тот же человек, один и тот же солдат. На всех фотографиях он выглядит по-разному, если не считать выражения глаз. Мастер перевоплощения. Наверное, это один из наших контрразведчиков. Но почему он везде выделен красным фломастером?