Кадиш сделал шаг вперед, Лилиан отступила, но подперла дверь ногой.
– Ты похож… – начала она, и Кадиш договорил за нее:
– На раввина, знаю.
Борода да еще (под курткой штурмана) и пиджак раввина.
– Нет, – возразила она. – Ты похож на забулдыгу. Настоящего.
– Так я и есть забулдыга. – Лилиан, кажется, восприняла это как знак согласия, и Кадиш поспешил добавить: – Но я пришел не поэтому.
– А я уверена, что именно поэтому. Ты лучше с голоду умрешь, чем возьмешься за нормальную работу, но ты уже хлебнул лиха через край. Поэтому или не поэтому – какая разница? Я тебя не приму, Кадиш. Дальше порога ты не пройдешь.
– Я вернулся не потому, что работать не хочу. И не потому, что оголодал. А вернулся, потому что перенести все это без тебя я не могу. Твоя крыша, твои правила – я уже это говорил. Я извлек урок, – добавил Кадиш. – Я даже ходил к евреям.
– К кому? – Лилиан не поверила своим ушам.
Он показал на пиджак.
– Я был у раввина, Лилиан. Он сказал, что я не прав. Что жить, как я – это грех. Что я должен поступать, как ты, и что надо ждать.
– Это сказал старый раввин?
– Да. Я долго об этом думал. И я попробую.
Лилиан попыталась было закрыть дверь.
– Нет, не так, – спохватился Кадиш. – Я буду ждать. Буду вместе с тобой ждать, когда Пато вернется домой.
– Тебя – вот кого надо спасать. Только я на это больше не способна, так что извини.
– Мне правда без тебя не справиться.
– Очень жаль, – сказала Лилиан, – потому что принять тебя назад я не могу.
– Умоляю тебя, если на то пошло.
– «Если на то пошло»! Если бы ты мучился по-настоящему, ты бы давно молил о помощи. А у тебя мольба отложена на крайний случай. И так всегда: если вкладываться, так по малости, с минимальными ставками.
– Раз так, умоляю тебя.
– Не надо. От меня уже ничего не зависит. Пока ты ходил к раввину, я нашла священника.
– Теперь все зависит от священника? – спросил Кадиш. – Священник решает, что и как делать? Не знаю, чьему поступку больше удивляться – моему или твоему.
– Если посмотреть на оба, то удивляться нечему. У нас с тобой во всем разброд. На что ты рассчитывал, когда приплелся сюда и сказал, что готов принять мою точку зрения? Ты опоздал. Я приняла твою.
– Ты говоришь о Пато?
– Боже упаси! Я говорю о деньгах, Кадиш. Если ты и правда хочешь ждать, когда придет Пато, я приму тебя сию секунду. Но теперь это будет стоить денег – такое у меня условие. За то, чтобы войти в этот дом, надо заплатить. Жить здесь бесплатно больше не получится.
– У меня нет ни гроша, – сказал Кадиш. – И взять денег неоткуда.
– Какая жалость.
– И это все, что ты можешь сказать? – спросил Кадиш.
– Сколько лет я в тебя верила, Кадиш? Верила в твои планы, твои посулы разбогатеть в два счета? Сколько лет я выслушивала, как ты бахвалишься, твое «дай-подай» и «все будет путем»? Я тебе во всем помогала, заставляла себя верить тебе, даже когда в глубине души не верила. Теперь твой черед. Иди искать клад, Кадиш. Но денег за то, что ты собьешь имя с одного надгробия, не хватит. Тебе придется сбить имена со всех, какие ни есть, надгробий на кладбище – вот сколько нужно денег, чтобы вернуть Пато.
– Но что я могу сделать, – спросил Кадиш, разводя руками, – в таком виде?
– Если речь идет о жизни и смерти, твоей или Пато, наверняка сможешь.
– Прошу тебя, Лилиан. Это же безумие.
– Отлично, – сказала она. – А ты ходячее безумие, вот ты кто. Среди твоих бесчисленных планов – все как один беспроигрышные! – неужели не найдется еще какая-нибудь разводка! Иди к своим бандитам, поговори со своими корешами. Благословляю тебя. Разыщи всех подонков, от которых я умоляла тебя держаться подальше с первого дня нашего брака! Что ты так засмущался? – И она скрылась в недрах квартиры. А Кадиш остался стоять где стоял. Лилиан вернулась с листом бумаги. – Новым носом на сей раз не отделаться, – сказала она и сунула лист ему в руку. – Действуй, Кадиш. Все средства хороши. Но чтобы на этот раз ты добился успеха.
Кадиш взглянул на цифру. И обомлел.
– Ты же любишь делать дела именно так, – сказала Лилиан. – Написать сумму на бумаге.
За докторским забором два пса натянули поводки – им не терпелось кинуться на Кадиша. День клонился к вечеру, но было еще светло, и Кадиш разглядел доктора – он был в домашнем халате на голое тело. Туфли явно надел наспех, шнурки не завязаны, языки болтаются.
– Что вас ко мне привело – не иначе как оголодали? – спросил доктор. – Если так, укусите себя за задницу, вот и утолите голод.
– До моей задницы не так просто добраться, желающих много – придется постоять в очереди. – И Кадиш показал на псов. Те тотчас вздыбились, как лошади, стали когтить воздух передними лапами. Доктор обмотал поводки покрепче и, упершись в землю, потянул на себя.
– С каких пор вы завели сторожевых псов? – спросил Кадиш.
– Скажем так – дела сильно ухудшились.
– И у меня, – сказал Кадиш, – примерно то же.
Доктор рванул поводки, и псы, как и положено обученным псам, вмиг уселись по обе стороны от хозяина и застыли точно изваянные из камня.