Министерство пропаганды и цензуры

– Да ну? А кто?

– Август Айзенбергер.

– Не глупи, сынок. Он не такой дурак, чтобы оставить плёнку.

– Ну, похоже, вы его плохо знаете. С чего вы взяли, что это я сделал?

– Да потому что тебе выгодно было!

– А вот и нет, моя дорогая! Мне придётся платить штраф…

– Бедненький! А мой Орэль будет сидеть! Сидеть! Да это же позор! Теперь и меня будут обвинять: мол, встречалась с уголовником. Ещё и я под следствием.

– Почему?

– Подозревают, что я скрывала информацию.

– Буду надеяться, что всё подтвердится.

– Взаимно, сукин сын!

– Тогда почему вы не обращаетесь в полицию, если знаете, что я тоже не без греха?

Она ответила не сразу:

– Ну нет, это слишком просто, – к тому же нет доказательств, как, впрочем, и в моём случае. Но я тебе, поверь на слово, устроят взбучку, да такую… Ой-ой-ой! У меня есть связи, очень обширные связи.

– Напугали ежа!

– Да как ты смеешь разговаривать так с заслуженной актрисой…

– А как вы смеете так разговаривать с помощником министра, дамочка? Знаете, у меня тоже есть связи, причём посерьёзнее ваших!

Я повесил трубку и повернулся к Вольфу. Я тяжело дышал, лицо покраснело. Вольф удивлённо смотрел на меня, но не произнёс ни слова.

глава 8

Пришёл я домой попозже, и на крыльце меня уже ждала Хедвиг. Она покусывала губу.

– Про тебя рассказывали по телевизору.

Я остановился на полпути.

– В смысле?

Она кивнула.

– Заходи, я тебе расскажу.

Я прошёл в дом, разделся и положил кейс в сторону. На кухне мы сели за стол; было поздно, Анели спала. Хедвиг меня взяла за руку.

– По телевизору показывали Голубую Аллею, там была одна персона по имени – как её? – Ивон Ауэр.

Она сделала паузу, но на моём лице ни один мускул не дрогнул.

– Она мне сегодня угрожала.

– Да ну? Как?

Я пересказал ей этот диалог. Она побарабанила пальцами по столу, и я взял её за руку.

– И что она обо мне говорила?

– Рассказала, что ты посадил этого Гирша, испортил ей жизнь; она проклинала тебя, на чём свет стоит, назвала нашу семью «паразитами, которые живут за счёт работяг».

Я вскочил. У меня всё кипело от ярости.

– Вот скотина! Семью трогать – это слишком!

– Не ори, милый, не ори.

Я провёл рукой по волосам.

– Да как тут не орать-то? Я не позволю этой шлюхе позорить меня и нашу семью на её предубеждениях. Завтра я тоже о ней словечко замолвлю, увидишь…

Это произошло быстрее, чем я ожидал. По дороге к зданию министерства меня остановили несколько молодых журналистов с камерами.

– Герр Кёлер, у меня к вам вопрос…

– Герр Кёлер, это правда, что говорила…

– Герр Кёлер, что вы можете сказать…

– Герр Кёлер, что вы думаете…

– Стоп! Не все сразу!

Я аккуратно припарковался за два квартала до здания министерства и вышел из машины.

– Итак, джентльмены, записывайте: леди Ауэр на своих предубеждениях и без доказательств обвинила меня в том, что я подставил её любовника, однако это сделал его соучастник Август (фамилию, пожалуй, не буду афишировать), он работает у нас охранником.

– У него были плёнки?

– Только одна, и он её не уничтожил вовремя. Так вот, её обвинения задели меня. Да это ничего по сравнению с тем, что она сказала про мою семью! Да это удар ниже пояса – оскорблять ни в чём не повинных родственников! Разве она сама не живёт за счёт этих самых работяг? Я-то хотя бы защищаю наш народ от зарубежного экранного разврата, а она только выступает в пьесах раз в месяц. Это не паразитизм?

– Что вы планируете предпринять в отношении леди Ауэр?

– А что я могу сделать? К сожалению, не дают штрафы за публичные оскорбления или клевету, как это делается в других немногих странах. Я только хочу сказать: в деле Гирша я чист, хотя и придётся платить штраф, а вот леди Ауэр за клевету должно быть стыдно. Я всё сказал.

Не смотря на протесты и вопросы журналистов, я сел в машину и поехал на работу.

До конца рабочего дня оставалось полчаса. Я сидел и смотрел испанский фильм, пока не понял, как зазвонит телефон. Я услышал только голос Вольфа:

– Вам кого?.. Кёлера? Извините, как вас зовут?.. Вы его супруга, да? Извините, но он сейчас занят… Фрау Кёлер, он не… Ладно, хорошо…

Он открыл дверь в зал, и я словно по сигналу вскочил, зашёл в смежную комнату и взял трубку. Вольф остановил плёнку.

– Что такое?

– Милый, Лисл показывали по телевизору.

– Да ну? И?

– Она вместе с этим Йенсом… на митинге возле своей фабрики.

глава 9

Едва Вольф успел и слово сказать, как я выбежал из кабинета и ринулся к выходу. Новенький охранник перегородил мне дорогу:

– Герр…

Я грубо толкнул его в сторону и выбежал из здания, сел в машину. Руки тряслись, и я вцепился в руль.

Ткацкая фабрика, в которой во время учёбы подрабатывала моя дочь, находилась в восьми кварталах от здания Министерства. Подъезжая к седьмому, я услышал ругательства и крики, а также голос полиции:

– Прошу вас, разойдитесь!