Министерство справедливости

Пока хозяин дома дегустирует пиццу, он слеп и глух, но после второго куска, когда первый голод утолен, зрение и слух возвращаются к едоку. И что же он видит? На экране опять творится какая-то чертовня: вчерашние полосы не бегут, зато вместо картинки летают туда-сюда красные всполохи. Голос диктора слышен, но гром и вой ветра за стенами дома звучат сильнее. Значит, опять конвертер на крыше, злится Кенарев. Наверняка вылетел другой кабель, и всё потому, что лето в Катманду — та еще дрянь. Благородный Рим такого себе не позволял. Пока Филомелли у ворот забирал заказ, погода держалась приличий, но за последние минуты, кажется, вовсю распоясалась. Сезон муссонов в Непале — это дикие барабаны в небе, дождевые капли размером в голубиное яйцо и ветер, летящий со скоростью курьерского поезда. Эх, была бы вчера такая буря! Он бы тогда ни за что не полез на крышу и остался бы цел. Зато теперь, мстительно думает хозяин дома, я все-таки позову мастера — пусть взбирается на крышу сам, и да поможет ему их слонобог Ганеша…

Хозяин дома выключает телевизор, берет с полки первую попавшуюся книгу, оборачивает себя одеялом в три слоя, как пледом, возвращается в кресло и пробует читать. В России — бардак, в Непале — муссоны, а он, Вадим Кенарев, у себя дома в тепле, уюте и с пиццей сейчас насладится любимой историей про одинокого моряка на далеком острове…

Проходит минуты три, и Кенарев с досадой захлопывает книгу. Ему не читается. Когда каждый удар грома за стенами отзывается болью в его руке и ноге, требуется анестезия посильнее. Дохромав до стенного сейфа, он набирает заветную комбинацию из трех счастливых семерок и достает диск. Тут записано лучшее: все выпуски его еженедельной программы «По дороге с Дорогиным». За нее Вася Бобромыслов, шеф его телеканала, башлял самыми крупными купюрами из особого конверта, а Котя Розенкранц, главный босс канала-конкурента, вроде бы с юмором — а на деле с завистью — сравнивал Вадима Сильвестровича за крутизну с киношным Рокки и называл Сильвестром Сталлоновичем.

Кенарев отключает бесполезную антенну, подсоединяет диск и выводит на экран ровные строчки меню. Какой бы выпуск пересмотреть? А-а, неважно. Выбрав наугад, он нажимает на play и здоровой ногой подталкивает кресло поближе к телевизору. Тем временем с экрана уже раздаются звуки военного марша из фильма «Мост через реку Квай».

Тьма редеет, и к зрителю выплывает огромное кресло, обитое черной кожей. В кресле — он, Кенарев, в глухом френче цвета маренго и с трубкой в руке. Музыка затихает. «Павел… Павлович… Дорогин… — медленно, с расстановкой произносит ведущий. — Президент… Российской… Федерации. Минувшая неделя была для него… — Кенарев неторопливо затягивается и веско завершает фразу: — …непростой. Но он, как всегда, справился…»

Дальше идет быстрая нарезка хроники, теперь уже под звуки нашей «Страны героев»: взлетают ввысь истребители, огненные трассеры прочерчивают небо, ночь озаряется вспышками взрывов, Дорогин слушает аплодисменты на трибуне ООН, Дорогин позирует в обнимку с президентом США, бомбардировщики летят на закат, реет трехцветный флаг на фоне гордого профиля ракетоносца «Пересвет» (с другой стороны, где пробоина, полученная на нашей же верфи, корабль показывать нельзя). И снова Дорогин — режет алую ленту, открывая детсад, в кадре радостные детские лица (на трех блондинов один брюнет), бьют в ладоши счастливые мамаши в полувоенной форме, фейерверк салютов.

Хроника завершается. Зритель вновь видит лицо Вадима Сильвестровича во весь экран: тонкие губы артиста, нос аристократа, прищур полководца, лоб мыслителя — и как в нем одном столько всего? «Я благодарен Павлу Павловичу Дорогину, — чеканит Кенарев, — что мы с вами живем в эпоху, которую уже сейчас можно смело назвать его именем, и…»

Бум-бум! Дважды раздается громкий стук — не с экрана! Откуда? Хозяин дома быстро жмет на паузу. Гладкое, стильно подсвеченное и обработанное лучшими гримерами экранное лицо Кенарева красиво застывает, а у его помятого земного воплощения глаза тревожно бегают, а уши топорщатся топориками: правда стучали? Не почудилось ли?

За стенами гроза разыгралась не на шутку. Вой ветра сливается с шумом дождя и скрипом деревьев у бассейна. Мелко и противно дребезжат оконные стекла. Над головой ходит ходуном потревоженное кровельное железо… И вновь повторяется: бум-бум! Уже второй раз тот же самый двойной стук — и не в дверь, а прямо сюда, в стену за телевизором. Как будто путник-великан или каменный гость лупит посохом, требуя пристанища.

Бум-бум! Бум-бум! Бум-бум! Даже если бы у Кенарева и рука, и нога были невредимы, он бы и тогда не рискнул выглянуть наружу, а уж теперь и подавно. Это никакой не великан, это всё буря, мысленно обращается он к экранному себе. Что мы, бурь не видели, что ли? Да сколько раз! Мглою небо кроет, вихри трам-пам-пам крутя. Ничего страшного… Бум-бум!.. Стена прочная… Бум-бум!.. То, как зверь, она завоет, то… Бум-бум! Бу-умм-Бу-умм!..