— Верно! — Каховский энергично кивнул. — Мы думали, что демократия сама всё наладит, включая и мозги. Ошиблись. Можно за шкирку вытащить людей из совка, но вытащить совок из людей — работа на годы. Никто не думал, что всего через десять лет на том же колесе Сансары въедет бывший гэбист Паша Дорогин — спаситель отечества от бурь и потрясений. И мы не заметим, как окажемся в таком тупике, с которым брежневский даже не сравнится… Извините, Роман Ильич, минуту! Тебе чего, мальчик? Ты заблудился?
Пока мы беседовали, к нам прибился пацан — рыжий, мелкий, класс пятый или шестой.
— Мне нужны ваши селфи и автограф! — требовательно, как маленький терминатор, сказал он Каховскому. — У нас в лицее ваш фанклуб. С селфи и автографом меня тоже примут.
Без колебаний директор сфотографировался с этим клопом, вытащил из заднего кармана два календарика со своим портретом в тюремной робе, расписался и вручил мальчишке.
— Если предъявишь их в киоске на первом этаже, тебе бесплатно дадут два значка, — сказал Каховский. И дождавшись, пока пацан скроется из виду, добавил: — Наш новый президент Надежда Евгеньевна — чудесная женщина. Как только ее выбрали, она приехала ко мне и предложила кресло премьера. А я ей в ответ: «С этим и без меня справятся. Поручите мне новый исторический музей — чтобы бюджет покруче и штат побольше. И включите этот музей в обязательную школьную программу. Пусть деток со всей страны возят сюда на экскурсии. А мы им будем объяснять, что у нас было раньше и почему такого больше быть не должно. Тогда, быть может, лет через десять-пятнадцать…» Думаете, утопия?
— Не знаю, — честно сказал я. — Но мы, по крайней мере, опять вышли на старт, как в девяносто первом, и начинаем с чистого листа. Я, признаться, ждал сценария похуже…
— Да-а-а, — протянул Каховский. — Когда он отбросил коньки, это была такая радость невероятная, как будто вся страна долго-долго задерживала дыхание, а потом выдохнула. Я сразу же прилетел в Россию и сам все увидел, своими глазами… Наш Паша Лысый так долго вкручивал, что он — навсегда, что даже соратнички не ожидали такой внезапности и не успели с планом «А», который у них наверняка был. Вот и пришлось им включать план «Б» — разбегаться кто куда… Лев Ильич, между прочим, буквально за неделю до аварии приходил в наш архив — искал нужные документы. Вам же известно, что он писал книжку о Славной Революции 4 декабря — почему она победила так быстро и без проблем?
— Ну, разумеется. — Я понадеялся, что Каховский не увидит замешательства на моем лице.
Хотя язык у Левки был подвешен отменно, привычки переносить слова на бумагу или какой-то другой носитель он не имел. Всё, что было длиннее текста поздравительной открытки, казалось ему скукой смертной. Даже выпускное сочинение в школе ему писал сосед по парте. Ни Юрий Борисович, ни кто-либо из нашей троицы не заикались мне о его грядущей книге. Или братец хранил секрет от всех, или… или он водил за нос директора исторического музея. Для чего, неясно. Чтобы быстрее выйти из зоны вранья, я поспешил сменить тему — точнее, перейти, наконец, к делу, ради которого приехал на Охотный ряд.
— Как раз про день аварии и хочу с вами поговорить… Можно мне тоже календарик? И ручку. — Я дождался, пока картонный прямоугольник ляжет в мою ладонь, выбрал из июньских чисел одно и обвел кружочком. — Недавно я говорил с Болеславом Потоцким. Он мне сказал, что в день, когда брат погиб, у «Фармако» был юбилей и Льва Ильича тоже приглашали. Но он сказал, что в тот день у него уже встреча с вами. Вы успели увидеться?
— А как же! Он заехал ко мне домой. Вот только… — Директор музея взял мой календарик и обвел соседнюю цифру. — Это был не день аварии, а предыдущий. У меня тоже была дата: пять лет, как я откинулся с зоны. По этому поводу мы и собирались. Лев Ильич, помню, жаловался, что не может выпить ничего крепче «Пепси», потому что за рулем.
— И вы с ним тогда не договаривались о встрече на завтра?
— Вроде бы нет. — Каховский снял очки и задумчиво потер переносицу. — Я, понятно, принял на грудь, но не настолько, чтобы забыть о таком… Однако вы на всякий случай уточните у его подруги — может, она что-то слышала? Они же вместе приезжали…
— Подруги? — переспросил я.
Мне пришлось притворно закашляться, скрывая удивление. Мой мертвый братец выдавал сюрприз за сюрпризом. Не все живые так умеют.
— Ну невесты, гражданской жены… — Директор музея смутился. — Бог его знает, какая у них была фаза отношений. Это младшая сестра моей одноклассницы — она, собственно, и познакомила меня со Львом Ильичом. Они вместе работали в Минфине. Нонна…
Минуту назад я хотел подольше задержаться в музее, поговорить еще с Каховским и побродить по залам. Но услышав знакомое имя, моментально перехотел.