Министр и смерть

— Вчера у Магнуса и Сигне она ничего о письме не говорила? Она ведь уже написала и отослала его.

— Нет, ничего. Я поздоровалась с ней и спросила, как она себя чувствует. Она посмотрела на меня своими черными колючими глазами, но не сказала ни слова, кажется, она даже не слышала по-настоящему, что я ей говорю.

— А вечером?

— Вечером Кристер зашел за мной без двадцати минут девять — на четверть часа позже, чем мы договаривались. Он, судя по всему, сидел дома и распалял в себе злобу. Он пришел злой, как черт, и все время сжимал зубы, словно грыз неподдающийся орех. И за всю дорогу не проронил ни слова.

А я подумал про себя, что скорее всего у него и не было такой возможности.

— Мы прошли тропинкой до шоссе, а потом по шоссе до самого дома фру Юлленстедт и нигде никого по дороге не встретили. Помню, когда мы вошли через калитку в ее сад, у меня промелькнула мысль, как странно, что над дверью не горит лампочка. Беата всегда включала ее, когда ждала гостей.

Тут Кристер схватил меня за руку, и так крепко, что мне стало больно. «Тише! — прошептал он, и я остановилась. — Там кто-то есть! На пороге! Нет, его уже там нет... Кто-то проскользнул вдоль стены! Ты видела?» Я прислушивалась и глядела во все глаза, но видела только шевелящиеся ветви деревьев. Потом вдруг я тоже увидела. Кто-то словно бы скользнул от двери — всего только тень, но более черная, чем другие шевелящиеся. И Кристер едва не кричал, словно до этого не верил собственным глазам: «Бог мой! Ты видела? Там на самом деле кто-то был!»

Мы еще постояли там. Теперь меня охватил настоящий испуг. По шоссе сюда мы шли в сумерках, но здесь, среди деревьев, стояла почти полная тьма. И дом стоял так одиноко и... как-то угрожающе, виднелась только узкая щелочка света в окне поверх шторы.

«Это — не фру Юлленстедт, — прошептала я, пытаясь хоть что-то сообразить, — она не ходит так быстро. Да и что ей могло здесь понадобиться, в темноте?»

«Наверное, нам лучше зайти в дом вместе и посмотреть, не случилось ли там чего», — сказал Кристер.

Он и в самом деле казался очень обеспокоенным.

Наружная входная дверь была закрыта, но не заперта. Свет в маленькой прихожей не горел. Дверь в гостиную стояла открытой... Я никогда не забуду, как она глядела на нас. У нее был такой разозленный вид, словно мы против ее воли вломились к ней в дом. Хотя, можно сказать, мы действительно проникли к ней в дом без разрешения. Горела только одна лампа, стоявшая возле; свет от лампы падал на лицо, и посередине во лбу... Да, конечно, я закричала, а Кристер подошел к ней. Но уже ничего нельзя было сделать. Даже врачу. Он опустился рядом на стул с побледневшим, белым как мел лицом, и я подумала, вдруг и он упадет в обморок! Но он, слава богу, справился с собой и сказал, что нужно позвать полицию. А я сказала ему, что мы, наверное, видели убийцу, когда стояли перед домом, и Кристер вышел с карманным фонариком в сад, но, конечно, никого там не нашел. Потом он проводил меня до самого дома, я боялась идти одна. Все это было очень страшно: дырка во лбу и то ярко-красное, липкое, что стекало по ее лицу... Но мой малиновый сок вы должны попробовать обязательно!

Ярко-красная, липкая, вытекавшая из графина жидкость вызвала у меня только судорогу отвращения. Я, наверное, непроизвольно вскрикнул, увидев ее, и Ева тут же участливо спросила, не укусило ли меня какое-нибудь зловредное насекомое? Я решил не объяснять ей, что мне нехорошо, что сок вреден для моего желудка. Вместо этого, я как бы нечаянно опрокинул стакан, совершив тем самым недальновидную глупость, поскольку в графине еще оставалось сколько угодно сока. Мне налили новый стакан и предложили водянистую, бесформенную булочку. Министр, обожающий сладкое, как все дети, просто сиял: до полного счастья ему не хватало только хоботка для высасывания нектара, как у насекомого.

— Да вы, господа, не считаете ли, что сок слишком приторный?

Министр учуял, куда дует ветер, и с чрезмерным пылом заявил, что не считает ничего подобного.

— Обычно я угощаю своих гостей сидром. Но как раз в прошлом сентябре, когда я собралась снимать яблоки, буря поломала мою лучшую яблоню. Взгляните сами! — И Ева указала рукой на узловатую, обезглавленную великаншу, стоявшую прямо перед фасадом дачи. — Я оберегаю на яблонях даже самые маленькие веточки и, снимая яблоки, всегда пользуюсь моей ужасно шаткой и опасной садовой лестницей: прошлым летом я и в самом деле рухнула с нее, правда, в тот раз я красила дом — сами понимаете, при моих невеликих заработках и отсутствии счета в банке все приходится делать самой — просто чудо, что я не сломала тогда шею! Хотя нет, тут есть и моя собственная небольшая заслуга: я занимаюсь гимнастикой и довольно сносно владею своим телом. Конечно, для моих лет.