Министр по делам редиски

Ах| Сарафан куда-то исчез! Оказывается, его заслонил мужчина с сытым портфелем. Комплекцией — дуб в три обхвата. Настоящий слон. Другой дороги, что ли, не нашел, стоеросовый… Судя по внешности, должен занимать солидное кресло. Видно, машину оставил в гараже, а сам решил пройтись пешочком. Дескать, мы тоже можем в ногу с массами… Однако сразу заметно, что давно не тренировал нижние конечности. И пот с него, вижу, градом… Сейчас мы вас обойдем, голубчик, как миленького! Так-то! Вот и любуйтесь теперь моим затылком!

Перед моими глазами снова желтый сарафан. Сердце боксерской перчаткой бьется о ребра. Гнев на человека с сытым портфелем отхлынул. Даже как-то жалко его стало. Беднягу, наверное, потурили с места и машину отобрали, вот и вынужден топать ножками…

Боже мой, спаси меня, грешного! Какие ж это ножки! Ох… Не зря такие сам Пушкин нахваливал. Не дурак был Александр Сергеевич, нет! Что за черт? Откуда здесь этот дылда в очках? Куда он прет? Заслонил-таки собой сарафан. Несется что твой марафонец. Чтоб ему без очков остаться!.. Э-хе-хе! Споткнулся! И очки спрыгнули на землю! А нам — прибавить ходу!..

Ах, чтоб тебе ни дна ни покрышки! Отыскал-таки свои очки и опять заслонил мою путеводную звездочку. А это еще кто, не тот ли чурбан с портфелем силится обогнать меня? Он самый. А я быстрее…

Ой-ой-ой! Кто это наступил мне на ногу? «Прошу прощения!» Рослый парень, расталкивая пешеходов, рвется вперед. Вот она, нынешняя молодежь, — никакого почтения к старшим. Лезет напролом, что бодливая корова. Ладно хоть извиняться не разучился, знать, не до конца еще испортился…

О-ох! Кто-то, обгоняя, так двинул меня плечом, что я чуть с копыт не слетел. Вот нахалы! И, главное, сарафан заслонили окончательно и наглухо, ничегошеньки не видно… Постойте-ка, не за дряхлого ли старика меня принимаете? Вы еще не знаете, каким бегуном я был в молодости — никто не мог обскакать. Вот я вам сейчас покажу настоящую спортивную ходьбу!

Собрав остатки сил, вырываюсь вперед. Но где же она? Справа скрипнула калитка. Полы сарафана, словно дразня, мелькнули в последний раз и пропали…

Э-хе-хе!.. А, впрочем, где это я? Да вон уже и мой дом! Ну, чудеса, и не заметил, как добрался! А это кто мне навстречу? Ну, да, они — чурбан с пухлым портфелем, дылда в очках, парень в кованых ботинках и тот широкоплечий, что чуть было не сбил меня с ног, — все один за другим, понуро свесив головы, плетутся обратно. Зря старались, голубчики! У нас тут в округе не такие девушки живут, чтобы каждый-всякий мог за ними свободно приволокнуться! Дудки-с!

И все-таки, что ни говорите, далеко же загнали этот «грузинский» базар. К черту на кулички. Вот раньше был базар так базар — ну прямо, можно сказать, персональный для нашего микрорайона. А нынче из-за одной несчастной сетки картофеля тратишь полдня. Шутка ли одолеть такую марафонскую дистанцию в мои-то годы? Уф!..

ГОРОДСКИЕ ГОСТИНЦЫ

Наконец-то Бурхан дождался очередного отпуска. Куда ему ехать — дело давно решенное. В деревню! К маме! Иначе он не может поступить: ее письма всколыхнули в сердце Бурхана целую бурю сыновних чувств. Нет, никакие черноморские пляжи не в силах изменить теперь его маршрут. Ехать, ехать!

В предвкушении скорого отъезда и свидания с матерью Бурхан собрал друзей, чтобы отметить это событие. Друзья остались довольны.

На следующее утро, то и дело хватаясь руками за гудящую с похмелья голову, Бурхан принялся собирать вещи. Случайно он взглянул на часы и чуть не вскрикнул. До отхода поезда осталось совсем мало времени, а ведь он еще не купил матери гостинцев! Без них никак нельзя, но ведь уже ни за что не успеть…

Бурхан махнул рукой: «Куплю в районном центре, там тоже не в лесу живут — магазины-то есть». От этой мысли на душе у отпускника потеплело.

…За вагонным окном стремительно уносятся назад знакомые станции. Уже и до районного центра рукой подать. Как сойдет Бур-хан с поезда, прямо направит свои стопы в магазин. И рельсы, словно одобряя его намерение, дружно выстукивают: «так-так, так-так». Вот он набивает чемодан покупками: первым делом берет матери пару отрезов на платье, затем сладости и разного рода нужные в хозяйстве вещи. Все предусмотрел заботливый сын. А люди, толпящиеся возле прилавка, с удивлением спрашивают: «Для кого покупаете столько добра?» Бурхан степенно отвечает: «Для матери». Все лица тотчас же озаряются светом. «Вот настоящий сын, как он уважает и любит свою маму», — слышит Бурхан слова. «А это еще кому»? — спрашивают снова. «Это соседям и их малышам». Голос его ровный, спокойный — ни нотки хвастовства. «Так-так, так-так», — одобрительно качают головами окружившие его люди.

А вот уже, широко открыв ворота, Бурхан входит в родной двор. В дверях дома стоит мать, лицо ее в кружеве морщин. Приставив ладонь ко лбу, она вглядывается в пришельца и вдруг вскрикивает: «Сын мой, Бурхан! Приехал-таки! Большое тебе спасибо, сынок!»