Минная гавань

— Нет-нет, я не прощения приехала просить. И не раскаиваться в том, что было. Ты вправе решать свою судьбу, да и мою тоже. Я не отказываюсь от прожитого.

— Так что же ты хочешь от меня? — жестко спросил Ледорубов.

— Ровным счетом ничего… Просто немного побыть вместе, и этого вполне достаточно.

— Странное желание, — ухмыльнулся Захар, подумав про себя: «И это после всего, что мне пришлось пережить по твоей милости…»

— Не знаю почему, но я стала суеверной. Знаешь, я ведь танцую ведущую партию в «Кармен-сюите». Вспоминалось, как мы перед премьерой «Жизели» всю ночь просидели вдвоем. Ты меня успокаивал, о чем-то говорил, говорил… Я уже не помню, о чем, да и не это было важно. Помню, что я тогда совершенно успокоилась. Подумала, если не увижу тебя перед премьерой «Кармен», весь мой каторжный труд над этой ролью может пойти прахом. Пойми меня и не суди…

— Добро, — сдался Захар, снисходительно усмехаясь, — приглашай к столу, хотя я и сыт.

Они сели друг против друга.

— А у тебя уютная комнатка. Чудесный вид на море, тишина, — мечтательно сказала она. — Верно, сочиняешь стихи?

— Да нет, наоборот — сплошная проза. Бывает, со службы придешь — только бы до койки скорей добраться.

Захар плеснул на донышки стаканов коньяк. Он улыбнулся Тамаре устало и доброжелательно:

— Удачи тебе, громких оваций и цветов, — и глотнул терпкую жидкость.

Тамара лишь пригубила.

— Скажи, — все так же мечтательно проговорила она, — ты вспоминаешь тот наш вечер в Петродворце, фонтаны, огни?..

— В море о чем только не передумаешь, — ответил Захар, помедлив. — Только приятнее вспоминать о том, что не вызывает горечи.

— Понимаю тебя. — Подперев подбородок кулачками, она смотрела на Ледорубова долгим, тоскующим взглядом. — Слишком поздно поняла, как много ты значил для меня. Какой-то древний философ сказал: когда есть все — нет ничего. И вот пришел большой успех, признание. Только счастья уже нет. А ведь оно было у меня еще год назад, когда не писали обо мне в газетах, когда не поджидала у подъезда такая толпа поклонников. Просто был ты, была любимая работа. И больше ничего бы не надо, что потом оттолкнуло тебя… — Она замолчала. Маленькая слезинка скользнула по ее щеке. Но лицо по-прежнему оставалось непроницаемым. Сделав над собой усилие, Тамара улыбнулась и встала. — Захар, я хочу к морю, — сказала повелительно и капризно, будто между ними оставались прежние отношения, когда он готов был повиноваться каждому ее слову, каждому жесту.

Легко и независимо шла она впереди Захара. Изредка оборачивалась, кивком головы откидывая распущенные волосы и как бы зачаровывая его. Протянув руку, Захар помог Тамаре спуститься с крутого обрыва на ровный песчаный берег. Они тихонько брели вдоль уреза воды. Устоялся полный штиль. Море лоснилось под луной, словно это была расписанная огнями створных знаков палехская шкатулка.

— Скажи, — вдруг спросила Тамара, — ты мог бы поехать вместе со мной на премьеру?

Захар на это лишь удивленно поднял брови.

— Понимаю: твой долг, веление разума… А вот у меня разум не в ладу с собственным сердцем. — Она остановилась. — Интересно, а та женщина, о которой ты мне говорил, красивая?

— Для кого как… — неопределенно ответил Захар.

— И ты мог бы меня с ней познакомить?

— Среди ночи? Но для чего?..

— Так. Просто хотелось бы посмотреть на счастливую.

— Такого удовольствия ты бы не получила. Она гораздо несчастливее нас обоих. Недавно в море погиб ее муж. Чудесный человек, мой большой друг.

— Ты прежде ее знал?

— Да. Когда-то мы были очень близки.

— Странно, я этого и не знала…

— Да мало ли, чего мы друг о друге не знали…

— И она согласна стать твоей женой?

— Пока нет. Но я не теряю надежды.

— А дети остались у нее?

— Сын.

— И взрослый?

— Уже первоклашка, — с теплой улыбкой сказал Захар.

Поймав во взгляде Ледорубова мимолетную нежность, она спросила в раздумье:

— А если бы у нас был сын?..

— В том-то и дело, что его нет.

— А ведь мог быть…

— Не все ли равно теперь, что могло быть? — Ему становился неприятен такой разговор.

— Ты прав. Но могло бы все между нами оставаться по-прежнему?

— Едва ли. После твоего предательства… — Захар почувствовал, как тугой волной колыхнулась в нем прежняя обида.

— Эх, Захар! — Тамара усмехнулась с каким-то горьким, таинственным превосходством. — Как ты плохо знаешь меня. Неужели вообразил, что я действительно способна изменить?

— Выходит, я должен был, как в плохом анекдоте, не верить собственным глазам, а верить тебе?

— Какой же ты глупенький, Захар. Ты же ничего так и не понял. Тот раз Тимоша Грунин действительно потерял ключ и не мог попасть в свою квартиру. А случилось это после спектакля, было уже поздно. Пришлось его на ночь приютить.

— Это твое личное дело.

— Теперь конечно же личное. Но между нами ничего не было и не могло быть. Он и спал-то не раздеваясь на кушетке в гостиной.

— Будто и не было твоей растерянности, когда я вошел. И потом, этот шепот…

— Растерянность?.. Ничуть. Просто было желание все делать наперекор тебе — как-то досадить, сделать больно. Глупо, конечно… К тому же, как плохая актриса, я переиграла свою роль.