Минная гавань

Неподалеку от окна процедурной, где рос огромный ясень, Аркадий остановился, прячась за стволом дерева. Отсюда хорошо видна часть комнаты: угол застекленного шкафа, свисающий с потолка шаровой плафон и еще край письменного стола, за которым, как обычно, Роксана что-то писала или читала. Он не знал толком, отчего так с ним происходит, но у него всегда становилось жутко и приятно на душе, когда, схоронившись в сумерках за деревом, он мог видеть Роксану. Только на этот раз за столом дежурной медсестры сидела другая женщина. У Роксаны, видимо, был выходной. Аркадию стало досадно, будто не он только что в мыслях опаздывал к ней, а она сама, забывшись, не пришла на свидание.

«Нет ее, и ладно, — утешал себя Аркадий. — Это несерьезно, всего лишь повод, чтобы писать стихи… Мне совсем не важно, кто эта женщина, о чем ее тревоги и радости. Она существует в моем воображении лишь такой, какой я хочу. И незачем искать сближения, чтобы не нарушить гармонию образа…»

Подумав так, Аркадий быстрым шагом направился домой. Но только повернул за угол процедурной, как столкнулся с Роксаной. Из ее рук посыпался на дорожку целый ворох каких-то канцелярских папок, журналов.

— Вы на пожар? — с раздражением сказала она, приседая, чтобы подобрать с земли свою ношу.

Аркадий будто остолбенел, кровь бросилась в лицо. В следующее мгновение он совладал с собой и, сунув под мышку букет, принялся торопливо помогать Роксане.

— Виноват… Как-то, знаете ли, зазевался, — бормотал он, поглядывая на Роксану.

Черты ее лица представлялись Аркадию настолько совершенными, что самой природе больше уже нечего было к ним прибавить, чтобы этим не сделать хуже. Чистый, без единой морщинки лоб, прямой нос и плавный, гладкий овал подбородка придавали ее профилю выражение неприступной богини Дианы.

— Разрешите исправиться, — сказал Аркадий, намереваясь отнести бумажную кипу, куда ему прикажут.

— Правда? — с притворством удивилась она. — Ах как вы любезны! По-вашему это называется морской конвой?

— Вроде того…

— Но вы же так спешили…

— Теперь не очень.

— Что ж, тогда исправляйтесь.

И она пошла впереди Аркадия, решительная и быстрая, в белом халате и накрахмаленной шапочке, под которую была забрана копна каштановых волос.

— Надеюсь, вашему больному теперь значительно лучше, раз вы не торопитесь, — не оборачиваясь, бросила Роксана.

— Мои друзья все здоровы, — отвечал Аркадий.

— Тогда зачем вы здесь?

— Просто… хочу с вами познакомиться, — вырвалось у него.

— Браво, узнаю флот! А вы убеждены, что это вам смертельно необходимо?

— Если вы не возражаете… — широко улыбаясь, начал Аркадий.

Роксана рассмеялась. Не дав Аркадию опомниться, она взяла у него стопку папок и скрылась в дверях процедурной. Аркадий еще немного потоптался у входа, не зная, что ему теперь делать, махнул рукой и пошел прочь.

Финский домик, в котором они с Гришей Сердюковым на двоих снимали небольшую комнату, стоял в самом конце улицы, на противоположной от моря окраине городка. Метров за двести от их холостяцкого жилища начиналось болото, постепенно переходящее в небольшое, укрывавшееся в зарослях камыша и осоки озерцо. За ним до самого леса пролегло совхозное поле, волновавшееся густым желтеющим ячменем. Из земли кое-где выпирали огромные ледниковые морены, которые издали чем-то напоминали неуклюжих, лобастых быков. Аркадий воображал, будто эти быки отбились от стада, случайно забрели в ячмень и, наевшись досыта, прилегли отдохнуть, да так и окаменели.

Аркадий ладонью надавил на дверь и, войдя в комнату, привычно оглядел ее, прикидывая, куда бы поставить цветы. Гриша Сердюков, рослый, плечистый парень, в трусах и в сорочке без галстука топтался около стола, отглаживая утюгом брюки.

— Что, душа опять рвется в пампасы? — полюбопытствовал Аркадий, всовывая гвоздики в бутылку из-под кефира.

Гриша мельком посмотрел на товарища, как бы говоря: «Что ты понимаешь? Пацан еще…» (он был почти на восемь лет старше Аркадия) — и молча продолжал свое дело. Утюг жалобно скрипел под его большой, крепкой ладонью. Лицо у Гриши загорелое, мужественное; крутой раздвоенный подбородок и глубокая морщинка на широком лбу придают ему выражение мудрой сосредоточенности. При любых обстоятельствах он держится спокойно и рассудительно, как человек, умудренный житейским опытом и знающий себе цену. Если Аркадию посчастливилось нацепить курсантские якоря сразу же после десятилетки, то Гриша до этого успел еще и в Сибири на стройке поработать, и на флоте срочную отслужить. Училище Сердюков закончил двумя годами раньше Аркадия, и, хотя был старше не только по возрасту, но и по званию, это нисколько не помешало им крепко подружиться.

Аркадий снял тужурку, повесил ее в шкаф на плечики и уселся на койку, заправленную шершавым казенным одеялом.

— Цветы, надеюсь, не для меня? — сказал Гриша, кивнув на букет. — Я ведь их не люблю, сам знаешь. Дал бы лучше закурить.

— Трави больше, — доставая сигареты, подмигнул Аркадий. — Знал бы, у кого я гвоздички достал…