Минная гавань

Заиграл горн. Перебивая друг друга, по всей бухте малиновым перезвоном рассыпались звуки корабельных рынд. Флаг на корме лодки медленно пополз по флагштоку вверх, расправляя на ветру бело-голубое полотнище. Начался рабочий день.

Во время утреннего осмотра, когда старшины команд степенно расхаживали меж двумя разомкнутыми шеренгами, Аркадий стоял около своих моряков, заложив руки за спину, стараясь выглядеть по-мезгински солидным и озабоченным. Слух его резал властный, неприятно насмешливый басок мичмана Буткова, распекавшего матроса-первогодка Валентина Кошкарева.

— Почему, понимаешь, не постирал робу, Кошкарев? Я что вам, кой-где памятку зарубить должен?

Долговязый, сутулый Кошкарев страдальчески глядел в сторону, будто не понимая, за что его ругают, и желая лишь, получив наряд вне очереди, поскорее отделаться от старшины команды. Его молчаливая покорность распаляла Буткова еще больше.

— Я такого, разгильдяйства не потерплю в команде, — проникновенно и отчетливо выговаривал он каждое слово не столько для Кошкарева, сколько для Заварова, чтоб у того не оставалось сомнений, кто в боевой части подлинный хозяин. — Сегодня же вечером трижды постирать и выгладить. А не будет исполнено — накажу.

Вскинув руку, Бутков глянул на часы и шумно вздохнул. При этом не забыл покосить взглядом в сторону старпома, как бы спрашивая у него одобряющей поддержки и говоря: «Вы же знаете, на мне вся бэче держится…»

Закончив осмотр, мичман приблизился к Аркадию своим растянуто-приземленным, скользящим шагом, каким обычно ходят лыжники, и, резко приложив крепкую, с волосатыми пальцами руку к козырьку, отдал рапорт.

Мичман имел какую-то натруженно-обвислую фигуру, точно постоянно держал в руках пудовые гири, которые оттягивали книзу его покатые плечи, и даже мичманка на крупной лысеющей голове была с опущенными по бокам полями. Разговаривал Бутков, недоверчиво прищуриваясь, оттопыривая нижнюю губу и поблескивая платиновой коронкой. На лодке он числился по штату больше десяти лет; по его словам, переслужил четырех командиров БЧ, которым жилось при нем, как у Христа за пазухой. Команда торпедистов Буткова уже несколько лет считалась в части лучшей, а сам мичман носил значок классного специалиста-мастера, имел несчетное число благодарностей от начальства. К Заварову мичман относился с уважительной любезностью, но с превосходством, иногда намекая, что к нему (Буткову) сам командир обращается запросто, по имени-отчеству.

— Так что у нас по плану сегодня, Николай Семенович? — спросил Аркадий, чтобы суховато-деловой тон, каким докладывал ему Бутков, изменить на более дружелюбный.

Старшина команды мог бы ответить, что до обеда предстоит провести с матросами занятие по предварительному приготовлению практической торпеды к выстрелу. Но это было не в его правилах. Досужий вопрос Аркадия он пропустил как бы мимо ушей, не желая попусту тратить время на то, что лейтенанту и самому должно быть хорошо известно. Сказал суть:

— Я считаю, что перед выходом в море надо вскрыть стрельбовой щиток и подрегулировать шестой соленоид. Контакты залипают.

— А как вы думаете, отчего бы могло там залипать?

— Посмотрим — увидим. Разрешите, товарищ лейтенант, вести команду в торпедные мастерские?

— Ведите, — согласился Аркадий.

Присев на корточки, Заваров наблюдал, как серебристое тело торпеды плавно опускалось на подставленные козлы. Бутков работал на тельфере так осторожно, словно укладывал в люльку грудного младенца. Завывание электромотора и щелчки контакторов гулко отдавались в зале торпедной мастерской. Белизна кафельных стен, рассеянный дневной свет, проникавший сквозь высокие, заставленные рифленым стеклом окна, вызывали у Аркадия ощущение какой-то больничной скованности, словно не торпеду, а его самого укладывали на операционный стол. Острый запах тавота и резиновой изоляции щекотал ноздри.

Когда торпеда легла на войлочные ложементы, Бутков провел по ее стальному телу рукой, как бы лаская и успокаивая. И от этой нежности, не свойственной старшине команды, Аркадию стало как-то приятно. Но вот мичман, пятясь и задев Аркадия локтем, на несколько шагов отошел от торпеды, словно с разбегу намереваясь через нее перепрыгнуть. Скомандовал громко:

— Разобраться по порядку. Подравняйсь. Быстро, быстро! — и, повернувшись к Заварову, спросил: — У вас будет что сказать?

— Разумеется, — хмуро ответил Аркадий, недовольный тем, что мичман чуть не на каждом шагу дает ему почувствовать свою независимость. — Я так полагаю, — стал он говорить матросам неестественным, раздосадованным голосом, — что все вы достаточно уяснили себе обязанности по приготовлению систем торпеды к выстрелу, но считаю нужным сказать вот что… Да, чуть не забыл… — Он скосил взгляд в сторону Буткова, который, сунув руки в карманы кителя и покачиваясь на носках, без интереса слушал его. — Вы, мичман, кажется, собирались в отсеке проверить соленоиды? Не будем откладывать. Постарайтесь успеть до обеда.