Минни (СИ)

— Всё хорошо. Всё теперь будет хорошо.

«Недолго же она продержалась у друзей».

— Я не могу оставаться здесь, — глухо пробормотала она. — Он травил меня здесь василиском…

— У меня есть охотничий домик в Шотландии. Он рядом с Далвини, в горах, далеко от людей и волшебников. Там тебя никто не найдёт.

* * *

Люциус шагнул из камина и провёл ладонью по волосам, отряхивая золу и в который раз давая себе зарок приказать Лу вычистить дымоход здесь, в охотничьем домике.

— Добрый вечер, дорогая! Как ты?

— Чудесно, милый! — ответила Гермиона. — Как прошёл день?

Они давно так пикировались. С того самого момента, как Люциус в начале февраля встряхнул её, видя, как день за днём она лежит на диване и бездумно смотрит на огонь в камине безо всякого желания двигаться и жить.

Однажды Малфой просто вышел из камина и запер дверь. Затем сбросил пальто на кресло и вытряхнул Гермиону из пледа. Она вяло отбивалась, но весь масштаб трагедии осознала, когда Люциус втолкнул её под упругие струи душа. Вода хлестала по макушке, и тонкая пижама моментально прилипла к телу, но мужчина и не собирался уходить. Под оглушительный визг Гермионы он щедро полил её шампунем и принялся усердно намыливать.

— Убирайся! — верещала она. — Какой бес в тебя вселился?! Отпусти меня немедленно!

— И не подумаю! — рявкнул Люциус, хладнокровно сдирая с неё пижаму и орудуя мочалкой. — Решила плесенью зарасти?! Не выйдет! Хватит притворяться бледной поганкой!

Гермиона захлёбывалась и пыталась закрыться руками. Малфой бесцеремонно поворачивал её, растирая спину и поясницу. Он повернул её обратно, и мочалка заскользила между грудей. Его совершенно не заботило то, что сам он вымок с ног до головы, а белая рубашка прилипла к телу, просвечивая рельефные мускулы. Тёмные брюки очертили узкие бёдра с круглой выпуклостью, которая приманивала взгляд.

«Надо остановиться… остановить его! Это просто невозможно!»

— Я бы и сама могла! — крикнула она, отнимая мочалку.

— Если могла, давно бы сделала! — отрезал Люциус. — Или ждала, что кто-то другой, кроме меня, сделает это?

Гермиона вытаращила глаза, убирая со лба мокрую прядь.

«Он что, ревнует?!»

— О чём это ты?

— О том, что приличные дамы хоть иногда принимают ванну!

Эти слова обидели её. Гермиона едко бросила:

— Приличные дамы? Готовишь из меня миссис Малфой?

— И что, если так?

Девушка не нашлась, что ответить. Такие мысли просто не укладывались в голове. Она была не готова принять это.

Но и не съязвить не смогла:

— В таком случае, дорогой, благодарю за заботу! Я закончу сама, а пока подай полотенце, если тебя это, конечно, не затруднит!

Люциус окинул её насмешливым взглядом и вернул шпильку:

— Хорошо, дорогая!

Он задёрнул голубую занавеску и вышел. А Гермиона поймала себя на том, что губы расползаются в улыбке. Малфой нашёл способ встряхнуть её, и какой банальный — просто вымыл! Взял и очистил от налипшей горечи.

Гермиона понимала, что просто так боль от изнасилования не отпустит. Но и безвольным тюфяком отлёживаться больше не собиралась. Она привыкла сражаться и побеждать, и не сомневалась, что справится и с этим.

Девушка разыскала лучшего психолога в Лондоне, доктора Фоссета, и с энтузиазмом взялась за арт-терапию.

На четверг планировался третий урок танцев у миссис МакКинтри на самой окраине Эдинбурга.

Танцы Гермиона избрала чтобы внутренне раскрепоститься и перестать шарахаться от каждого мужского объятия. К тому же, перед Гарри до сих пор чувствовалась неловкость: третий раз она не может крепко обнять его, как в детстве — от всей души. Это, чёрт возьми, угнетало.

Люциус ей не мешал, хотя и пришлось выдержать скандал по поводу финансового обеспечения. На его закономерный вопрос о деньгах она только отговаривалась тем, что хватает процентов с суммы, выданной в виде вознаграждения, как героине войны, Кингсли Бруствером. Малфой, конечно, сделал запрос в Министерство и предъявил выписки с ничтожной сотней галлеонов. Гермиона в ответ на его предложение обеспечивать её намертво упёрлась в то, что никогда не станет содержанкой, а жить в долг не имеет смысла, так как нечем отдавать.

Люциус, скрепя сердце, долго объяснял, что другого выхода пока у неё нет, а когда понял, что упрямство девушки просто непрошибаемо, так и заявил:

— Я никогда не позволю своему ребёнку прозябать в нищете и точка! Кроме того, ты пришла сама и приняла мою помощь, так что изволь засунуть свою непомерную гордость в известное место и взять деньги!

И Гермиона смолчала, закусив губу.

Ей понравилась Шотландия: её изумрудные холмы с резкими каменистыми обрывами в неспокойное море, величественный Эдинбургский замок на горе и низкие звуки волынки музыканта с футляром для пожертвований на площади Сэнт-Эндрю.

Эта гордая страна и её девиз «Nemo me impune lacessit», что в переводе с латыни означало «Никто не тронет меня безнаказанным», вызывали безусловное уважение.

Она всегда мечтала побывать здесь, ведь дед по отцу был шотландцем, но из-за каких-то семейных недоразумений родители не общались с ним, и Гермиона видела его только на старых чёрно-белых фотографиях.