Минни (СИ)

Но больше другого донимала бессонница. Живот позволял спать только на спине и то недолго. Когда спина затекала, и Гермиона поворачивалась на бок, изнутри начинали возмущенно колотить крохотные ручки или ножки. А недовольные пинки гарантированно будили в пять утра, так что приходилось вставать и заваривать ромашковый чай.

И ко всему прочему всё ещё оставались кошмары. Во сне она убегала от Драко, но ноги не двигались, вмерзая в пол. А насильник догонял и снова наваливался сверху, а затем врывался в неё, скручивая руки и повторяя: «Моя ягодка!»

Молодая женщина с криком просыпалась, вытирая пот со лба, и медленно приходила в себя, поглаживая живот. В такие моменты рука искушающе тянулась к палочке, чтобы направить её к виску, а губы готовы были прошептать: «Обливейт!» Но Гермиона вспоминала о слове, данном малышу, закусывала губу и шла рисовать очередной проклятый эскиз.

Малфой сделал ей портал в поместье в виде старого медного ключа, но она долго боялась им воспользоваться из опасения увидеть там Драко. Но когда Люциус не приходил и она оставалась в пустом домике, одиночество накатывало удушливой тоскливой волной, и однажды женщина не выдержала.

Переместившись в поместье поздно вечером и втайне надеясь, что Люциус уже спит, она замерла и прислушалась. Вокруг царила полутьма и тишина. В гостиной едва слышно перестукивали стрелки часов и кто-то из славных предков Малфоев бесславно храпел с волшебного портрета. За окнами ветер качал ветку жасминового куста, а сумерки закрашивали очередной летний день.

Гермиона решила посидеть в библиотеке с редкими волшебными книгами. Кроме того, туда манили тёплые воспоминания, когда они с Люциусом сидели в соседних креслах у камина и с интересом обсуждали историю волшебного мира.

По дороге в библиотеку, Гермиона услышала звуки музыки и замерла. Женщина не помнила, чтобы кто-то из Малфоев играл на рояле, пока она была Минни. Осторожно ступая по паркету, Гермиона подошла ко входу в комнату и заглянула в щель между дверью и косяком.

Люциус сидел за небольшим роялем, почему-то больше похожим на клавир, и небрежно наигрывал неизвестную медленную мелодию. Пальцы бежали по клавишам, и обсидиановый перстень мелькал тёмным скарабеем.

Внезапно зазвучал мужской голос, низкий и глубокий. Он не всегда попадал в ноты, но до самого сердца пробирал своей искренностью и тоской.

— Раздели со мной моё одиночество,

Быть величеством и даже высочеством —

Высока цена…

Как ты мне нужна…

Раздели со мной моё одиночество.

Раздели со мной моё одиночество,

Я не верю колдунам и пророчествам.

Я, как перст, один,

Нет, не уходи,

Раздели со мной моё одиночество.

Раздели со мной моё одиночество,

Мне в объятья заключить тебя хочется.

Вот моя рука,

Твой я на века,

Раздели со мной моё одиночество.

Голос смолк, и рука тяжело упала на клавиши, заставив рояль издать громкий жалобный звук, такой горький, будто вместе с хозяином страдал весь мэнор. Люциус спрятал лицо в ладонях, склонившись над инструментом. Гермиона забыла как дышать. Она прижалась спиной к стене, чувствуя, как по щекам бегут слёзы. Женщина с большим трудом удерживала себя от того, чтобы броситься к нему и обнять со словами: «Я твоя! Я рядом!», опасаясь его реакции. Это было слишком интимное, личное. Люциус не знал, что она здесь, за стеной, и мог решить сгоряча, что она нарочно подкралась, чтобы подслушать. Сердце билось, как сумасшедшее, в ушах всё ещё звучали такие трогательные слова, от которых выворачивало наизнанку всю душу: «нужна… не уходи».

Гермиона с большим трудом оторвалась от стены и неслышно отправилась в сторону библиотеки. Ощущение, что только что она подсмотрела в душу Люциусу, не покидало.

В библиотеке она ходила из угла в угол с книгой в руках, не в силах усидеть на одном месте. Малыш, чувствуя состояние матери, толкался, и Гермиона поглаживала живот, успокаивая его.

«Нужна… Не уходи…»

Прочитанные строчки никак не укладывались в голове, мысли перескакивали с одной на другую, а перед глазами накрепко отпечаталось, как Люциус сидит перед роялем, уронив голову на руки. Вспомнились его слова после битвы у Стоунхенджа:

«Просто побудь со мной».

В тот вечер Гермиона так толком ничего и не прочитала. Она заснула на диванчике у камина, поджав ноги и крепко прижимая к себе томик «Магические поэзы Ренуара». И не проснулась даже когда Люциус, увидев полоску света под дверью, зашёл в библиотеку и укрыл её тёплым клетчатым пледом.

Это была первая ночь, которую она провела в поместье по доброй воле.

* * *

Гермиона так привыкла к вечерним визитам Люциуса в охотничий домик, что уже тосковала, когда он не приходил. Она никогда не спрашивала о его сыне или Нарциссе, а сам он не рассказывал. Конечно, она видела, что с его безымянного пальца однажды пропало обручальное кольцо, а в том майском «Ежедневном пророке», купленном в «Волшебном закоулочке», появилась крохотная заметка о его разводе. И рядом, в разделе светских сплетен, который вела Скитер — объявление о свадьбе Драко Малфоя и Астории Гринграсс.