Минни (СИ)

Гермиона замерла. Люциус всё это время присматривал за ней. Подстраховался. Слежка, конечно, была неприятной новостью, но Малфой заботился о ней, действительно заботился. Будто любил ещё тогда, когда она была Минни.

— Вот что, Лу, — решила она, — ты ничего не скажешь Люциусу о том, что сегодня здесь услышал, а я в обмен на это скрою, что знаю о твоей слежке.

— Хозяин не слишком-то расстроится, если узнает, что Минни раскрыла Лу!

— В таком случае я скажу ему, что это ты тогда в кладовке рассыпал его табак, а потом нанюхался и теперь таскаешь по щепотке!

От ужаса старенький домовик затрясся всем телом. Он упал на колени, заламывая морщинистые лапки:

— Минни! Лу ничего не скажет хозяину! Только не говори ему про табак!

— Не скажу, — хитро усмехнулась Гермиона и достала из сумки толстый кожаный блокнот, — если ты мне ещё расскажешь несколько эльфийских рецептов.

Лу с недоумением посмотрел на неё, но послушно кивнул.

* * *

На Гриммо в столовой Гарри и Рон доигрывали партию в шахматы и опасливо поглядывали на Гермиону и Джинни. Беременные женщины, перемазанные красным соком, с аппетитом ели грейпфруты и таинственно шептались о чём-то.

Гарри переставил ладью на D8 и негромко посетовал:

— Скорей бы малыш уже появился. Вчера Джин отказалась от печеной курицы. Представляешь, разревелась и говорит: у неё бы могли быть маленькие цыплятки!

— Угу, — с видом знатока кивнул Рон и выиграл у друга ладью. — Скорей бы уже они обе родили. Вчера чуть не подрались из-за упаковки фисташек…

— А сегодня грейпфруты…

— Ой! — вдруг Гермиона схватилась за живот. — Ой, мамочки! Кто там хотел, чтобы мы родили?! Принимайте роды! Люциуса зовите!

* * *

Родовое древо Малфоев было похоже на старую дорожную карту с десятками маршрутов: тонкие ветви расходились от широкого ствола с именем основателя — Шарля Бертрана, рисуя всё новых и новых волшебников. Люциус с нарастающим благоговением смотрел, как на гобелене распускаются волшебные цветы: это хоть как-то отвлекало от мучительных стонов Гермионы, помочь которой он сейчас ничем не мог. Золоченая нить выплетала крошечный бутон с неразборчивым личиком, обрамлённым белыми кудряшками, но потом рядом протянулась вторая веточка, и шелковая завязь принялась расправлять нежные лепестки. Это было поистине чарующее зрелище, от которого глаз не оторвать, и Малфой боялся даже затронуть вышитое чудо, чтобы не повредить. Но тут вдруг второй цветок прямо на глазах начал темнеть и вянуть. Люциус не раздумывая бросился к спальне Гермионы, откуда время от времени доносились крики боли и стоны.

В комнате резко пахло антисептиком и страхом.

Бледная измученная Гермиона полулежала на подушках и прижимала к себе свёрток с пищащим младенцем. Она была по пояс укрыта простыней, заляпанной кровавыми пятнами.

Молодая мама попыталась встать и сквозь слёзы закричала:

— Отдайте мне его!

Люциус увидел второй свёрток в руках у хмурого целителя. Тот что-то бормотал, водя палочкой над ребёнком, и не сразу заметил Малфоя.

«Их двое», — поражённо вспомнил Люциус слова толстухи Фюи.

— Иногда такое бывает, что близнецы не выживают вдвоём, — покачал головой бледный, как смерть, Гастингс. — Мне очень жаль, мистер Малфой…

— Дайте сюда! — не своим голосом потребовал Малфой.

Целитель протянул белый свёрток, и Люциус отогнул мягкую ткань. Внутри оказался бездыханный младенец, такой маленький, что, казалось, мог уместиться на одной его ладони. Это была девочка.

«У меня никогда не было дочери. И, может, уже не будет».

Люциус за всю жизнь видел много страшных вещей: смерть Чарити Бербидж, битву в Хогвартсе, убийство магглов и много чего ещё, но вид собственного мёртвого ребёнка ужаснул его. Это было больно: будто стальная игла вошла в сердце.

Он положил младенца на столик рядом с кроватью и встал рядом на колени. В голову не приходило ни одного заклинания. Люциус осторожно растирал крошечное тельце, не чувствуя, как жгучие слёзы капают на посиневшую полупрозрачную кожу.

— Живи! Живи! Ты же Малфой!

Пальцы массировали ручки и ножки, а в груди нарастал какой-то ядовитый ком, который грозил вот-вот лопнуть.

— Живи, маленькая! Не умирай! Я ведь ещё не прочитал тебе сказки на ночь! Я не купил тебе самую красивую куклу! Живи!

И когда раздался сначала писк, а потом обиженный крик, Люциус не поверил своим ушам. Малышка покраснела от плача и принялась сучить ручками, требуя законную пищу, но отец не сразу отдал её плачущей Гермионе, боясь, что дочка снова перестанет дышать.

Ком в груди, наконец, лопнул, и Люциус отёр мокрое лицо ладонью, прислонившись к стене: только что на его глазах случилось чудо. Он не знал, что именно оживило его маленькую девочку, массаж или слёзы, а, может, магия его слов, но её возмущённый крик был самым лучшим звуком, который Малфой когда-либо слышал.

Глава 20

Февральским вечером Гермиона вышла из камина в свою спальню и громко чихнула. И тут же зажала рот ладонью: не хватало ещё разбудить малышей. Держась от усталости за стены, она сбросила на кресло тёплую мантию и прокралась на цыпочках в комнату близнецов.