И словно камень упал с сердца. Но всё же те несколько томительных мгновений, пока мужчина раздумывал, не давали покоя и вспоминались до сих пор.
Мало того, с недавних пор Гермиона стала улавливать нотки женских духов от пиджаков и рубашек любимого. Это всерьёз расстроило её. Она ничего не сказала Люциусу о своих подозрениях, ведь это могли быть сотрудницы, давние знакомые, ведь ни разу не пахло туберозами — духами Нарциссы.
«Женщина. Да у него другая появилась! Конечно, я не такая привлекательная после родов, но не так же быстро… всё из-за того, что между нами давно ничего не было: он так много работает, у меня дети… Вот в чём причина!..»
Червь сомнения точил сердце, и Гермиона решила на всякий случай поскорее подготовить почву для отступления.
Но забота о детях отнимала фактически всё время, а оставлять их с Юной молодая женщина поначалу опасалась — а ну как уронит или ещё чего?!
В очередной раз поменяв сыну подгузник, она устало опустилась в кресло.
«Боже… Я не успею ничего! Мне бы сейчас здорово помог хроноворот!»
И тут Гермиона вспомнила о профессоре МакГонагалл и бросилась писать ей письмо. Пришлось использовать всё красноречие и дар убеждения, чтобы доказать пожилой ведьме, что хроноворот действительно нужен, и что она не собирается менять что-то в ходе времени. И, конечно, «отправит бесценную вещь обратно», как только всё наладит.
Через неделю, в феврале, пришло ответное письмо, в котором Минерва, помня своё обещание, с явной неохотой давала согласие, но только на месяц. В конверте лежал портал — засушенная жёлтая роза. Гермионе всё-таки пришлось оставить детей с Юной, чтобы забрать хроноворот. Она каким-то чудом выпросила его у МакГонагалл на три месяца и, счастливая, трансгрессировала к «Дырявому котлу».
Очутившись на Косой Аллее, она быстро добралась до приобретённого паба, повернула волшебный ключ в замке и вошла внутрь.
Повязав на пышные волосы зелёную косынку, ведьма достала палочку, откашлялась и сказала:
— Что ж, начнём, пожалуй!
Она наколдовала воды в оцинкованное ведро и зачаровала швабру на мытьё полов. Скоро под потолком летали щётки, смахивая пыль и паутину, а тряпки натирали полиролью столешницы и барную стойку. Закопчённая посуда на кухне жалобно звенела и поскрипывала от напора воды и чистящих средств, но в скором времени блестело всё: сковородки, подвешенные над плитой, прозрачные стаканы в сушилках, фарфоровые чашки на полках, вилки, ложки и ножи.
В тот вечер Гермиона вернулась довольной, хотя работы ещё предстояло немало.
Хроноворот отлично выручал: никто в мэноре не замечал её отсутствия, а Лу не мог проследить, чтобы донести хозяину. Гермиона представляла, как отреагировал бы Люциус, сообщи она ему о том, что собирается открыть своё дело. И поэтому действовала втайне, но старалась пользоваться хроноворотом пореже: после двойной нагрузки усталость обрушивалась, как снежная лавина, отнимая последние силы. Такова была плата за «игры» со временем.
Она теперь ничего не боялась, даже Драко, который на Рождество поздравил их из камина, но так и не решился зайти, увидев близнецов на руках счастливых родителей. Кажется, это его ошеломило, судя по остановившемуся взгляду. Или очень не понравилось. В любом случае Драко теперь ничего не помнит, женат на другой женщине и живёт в другой стране.
Больше Гермиону пугали тайны, которые тенями вставали между ней и Люциусом, омрачая безоблачное счастье.
Она чувствовала свою вину за то, что и сама создавала их, но страх за будущее детей перекрывал все доводы разума. Однажды Люциус застал её с новым рецептом, который она хотела вложить в свой исписанный блокнот. Гермиона торопливо спрятала пергамент за спину.
— Как дела в Министерстве? Скоро тебе найдут помощника?
Люциус поморщился. Он обнял её и пальцами нащупал шуршащий свиток.
— Лучше покажи, что это ты прячешь за спиной.
— О, пустяки! — смутилась Гермиона. — Это рецепт зелья от фурункулов.
— У тебя есть фурункулы? — он в притворном ужасе оглядел её и с любопытством заглянул в вырез платья. — Где?
— Нет, что ты! Я просто хотела освежить знания по зельям. Я ведь привыкла к умственной работе, и мне скучновато просто менять подгузники…
— Разве наших детей можно променять на какие-то зелья?
— Нет, Люциус, конечно, нет…
Гермиона смолчала и приуныла, понимая, что Малфой явно не обрадуется её идее с маленьким бизнесом.
Но самым невыносимым стало то, что в феврале Люциус начал закрываться от неё. Закрываться! Мерлин! Однажды она стучалась к нему в кабинет, но как бы ни звала, он не открыл. Гермиона видела полоску света под дверью и длинную тень мужчины, но не понимала, что происходит.
Он запирался в библиотеке, там, где они провели вместе у камина так много счастливых вечеров. Гермиона слышала, как скрипят половицы под домашними туфлями Люциуса, ощущала запах его табака, но не могла добраться до него самого.
— Почему ты прячешься? — спрашивала она. — Я стучу, но ты не открываешь мне!
— Разве ты стучала? — удивился Малфой. — Наверное, я был занят работой с документами и наложил заглушающее заклятье, чтобы мне никто не мешал.