Минни (СИ)

Он придвинул к столику два кресла и зажёг свечи в медных канделябрах. Минни нерешительно переминалась с ноги на ногу, видя, как хозяин усаживается для долгой беседы. Когда он жестом предложил располагаться напротив, девушка робко села на самый краешек.

— Салазар Слизерин был великим волшебником, Минни, — начал Люциус, набивая трубку. — Он был змееустом и говорил на парселтанге. Он изобрёл много весьма любопытных заклинаний. Давным-давно, когда Британия была населена кельтами и дикими пиктами, в деревушке Йейтс, где сейчас Девоншир, развелось много ядовитых змей. Волшебники перепробовали все известные чары, но змеи не уходили. И случилось так, что великий Салазар проходил как раз через эту деревню и остановился там на ночлег…

Минни зачарованно слушала, теребя пальцами край подола. Мистер Люциус оказался прекрасным рассказчиком. Его приятный негромкий голос обволакивал её, унося в далёкие времена, и девушка забывала, что перед ней хозяин. Она видела просто умного мужчину с явным талантом к интересному повествованию. Сладковатый дым трубки окутывал библиотеку, погружая обоих в сказочный мир грёз и волшебства.

Спустя некоторое время Люциус с удивлением осознал, что чувствует необычайный прилив сил и магии, как будто не только близость, но и общение с Минни подпитывала его.

Ему становилось тепло, он странным образом отогревался рядом с ней, задаваясь вопросом, отчего же так пусто и холодно на душе было раньше. Невольно напрашивался вывод, что на самом деле он совершенно одинок: Нарцисса давно забыла о нём, интересуясь исключительно организацией званых обедов и собственной сестрицей, а Драко вырос и теперь вёл самостоятельную жизнь.

А сейчас, когда Люциусу удалось увлечь её, Минни вышла из апатичного состояния, «оттаяла», в большие тёмные глаза вернулся блеск. Она с таким неподдельным интересом слушала его рассказы о волшебниках и заклинаниях, что не хотелось останавливаться. Лишь бы девушка и дальше расспрашивала и с любопытством внимала каждому слову, лишь бы смотрела на него карими глазищами, восхищаясь его умом и умением интересно рассказывать, услаждая мужское самолюбие.

Однако реальность диктовала свои правила. Пятнадцатого октября метка запульсировала, неприятно стягивая кожу на предплечье. Люциусу в такие моменты всегда казалось, что вытатуированная змея свербит под кожей, будто мерзкий червь. Малфой набросил тёплую мантию и трансгрессировал к барьеру Хогвартса.

По пути к замку он привычно оглядывал окрестности. Хогсмид провожал унылыми заколоченными окнами в домах: после битвы слишком многие предпочли убраться отсюда. Остались только старики и те, кому бежать совсем некуда или нечего терять. Осенний ветер гулял в переулках и зло завывал, словно вервольф в полнолуние. Покосившиеся заборы, старые ставни, скрипящие, будто келпи в ночь разлива Темзы, сгнившие доски — жизнь в деревушке едва теплилась, оставляя неприятный осадок обречённости и безнадёги. Над головой грязным одеялом лежали свинцовые тучи, ещё больше усиливая тягостное впечатление.

В «Кабаньей голове» вместо братца Дамблдора теперь хозяйничал некий Эстебан Торрес из Лютного. Поговаривали, что он подливает в виски клиентов сонное зелье, чтобы незаметно срезать кошелёк. Зато ассортимент алкоголя существенно расширился, благодаря контрабанде и запрещённым напиткам вроде «Лепреконовой радости». Люциус знал это от Макнейра и Эйвери, которые частенько наведывались сюда.

Проходя мимо «Трёх мётел», он невольно вспомнил, как ещё юнцом отдыхал здесь с однокурсниками. Как весело было, набравшись сливочного пива и спрятавшись за тем старым дровяным сараем, обстреливать снежками растяпу-Флитвика или толстого, как бочка, Амоса Линтри с Пуффендуя.

По пути к замку Малфой мрачно думал о том, когда же всё это закончится. Лорд так часто обещал рассвет новой эры после и процветание победы, что с каждым разом его речи звучали всё фальшивее. А наблюдая за разорённым Хогсмидом и Косой аллеей, Люциус поневоле признавал, что светлое будущее откладывается на весьма продолжительное время, поскольку Сопротивление сдаваться не собиралось.

Лорд долго восстанавливал замок после битвы. Но он зачем-то решил кое-где оставить дубины великанов и валуны, которые они натащили. Вероятно, так он выражал своеобразное уважение к чести павших, если камни символизировали безымянные надгробья.

Люциус прошёл сквозь двор, занесённый листвой, миновал молчаливую отныне горгулью и поднялся в кабинет директора.

Нагайна, хвала Мерлину, обитала где-то в другом месте. Раньше, как он помнил, на столах и полках вертелись какие-то серебряные механизмы, теперь же все горизонтальные плоскости занимали книги: открытые, растрёпанные, с загнутыми страницами, с пометками на полях, стопками на полу и стеллажах. Будто нынешний директор что-то отчаянно искал.

Лорд стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно на школьников, пересекающих внутренний дворик. В этой шапочке с кисточкой он так напоминал покойного Дамблдора, что Люциус поморщился, гадая о том, знает ли об этом сам Лорд.

— Люциус.

— Мой Лорд.