Миноносец. ГРУ Петра Великого

Прежние бессмысленные мечтания о задушевной беседе с Ньютоном растаяли. Зачем? Ньютон – небожитель, он совершенно недосягаем, даже когда сидит в двух аршинах. Обыкновенные люди лишь предельным усилием ума могут постичь ход его мысли. Постичь, следуя уже проложенной тропой. Какой же мощью надо обладать, чтобы пройти этот путь – по целине?! Но за всякое преимущество, за всякую силу приходится платить, принося в жертву другие стороны своей натуры. Первой усыхает и сморщивается та часть, которая ведает любовью и душевным теплом. Плата за гениальность – одиночество. Слишком немногие способны дышать разреженным ледяным эфиром межзвездных пространств. С людьми своего умственного роста – проще и приятнее.

Разговор легко удалось перевести на огненные машины. Дезагюлье рассказал о новом, улучшенном насосе, который сейчас готовят к отправке в Нортумбрию по заказу тамошнего шахтовладельца: все части готовы, осталось собрать для испытаний. Я откровенно высказал свои сомнения:

– Не кажется ли вам, коллега, что было бы лучше вывернуть систему наизнанку? Сейчас поршень втягивается в цилиндр действием пустоты, образующейся при сгущении пара, – мне же представляется более естественным получать усилие за счет расширения, как в огнестрельном оружии.

– Наподобие прибора для испытания пороха?

– Примерно.

Жан Теофил отрицательно покачал головой:

– Не выйдет – пробовали. Кажущаяся простота порождает сложности, с которыми справиться не удается. Покойный капитан Савери получал пар с упругостью, превосходящей упругость воздуха вдесятеро, – только для этого требуется нагрев гораздо сильнейший, чем для кипения воды в открытом сосуде. Припой, коим спаяны трубки, плавится или теряет прочность.

– Ну зачем же сразу вдесятеро? А если в два или три раза – выдержит?

– Возможно, но главное препятствие – даже не в трубках. Сильный пар позволительно употреблять в насосе, не имеющем поршня, как у Савери. Именно такой я установил в Санкт-Петербурге для вашего государя: пар давит в нем прямо на поверхность воды. Если вы желаете использовать поршень, имейте в виду: уплотнение между ним и цилиндром – слабое место. Вот оно точно не выдержит.

– Насколько я помню, там кожаные кольца, пропитанные топленым салом?

– Совершенно верно. Их и без того приходится менять слишком часто, а если усилить нагрев – машина будет больше стоять, чем работать. Кроме того, пар высокой упругости чрезвычайно опасен. Коллеги, вы помните стаффордширскую историю? Когда это случилось?

– Лет двенадцать назад. Или тринадцать. Капитан поставил им свой насос, чтобы откачивать воду из шахты: его разорвало на куски! – Пожилой джентльмен напротив меня выпучил глаза и растопырил пальцы, изображая ужасный взрыв. – Насос, разумеется. Из крепкой меди. На мелкие куски! Парень, который управлял этой штукой, сварился заживо.

– Можно прекрасно обойтись без поршней и цилиндров, – вступил в разговор еще один человек (он, кажется, представлялся, но я не запомнил имени). – Помните колесо Джованни Бранка, которое крутилось под струей пара?

– Пустая трата угля, много ли силы с него снимешь? – Дезагюлье пренебрежительно скривился.

– Достаточно, чтобы привести в движение тележку. Фердинанд Вербист сделал такую для показа китайскому императору. А машина Ньюкомена, кроме откачки воды, ни на что не годится: у нее движение прерывистое.

Завязался спор: посыпались аргументы, имена изобретателей, подробности о созданных ими машинах. Прежде мне доводилось читать об эолипиле Герона Александрийского и о колесе Бранка – но остальное было ново. То, что какой-то фламандский иезуит, пробравшийся в Китай, исполнил задачу, в насмешку предложенную мной Бесслеру-Орфиреусу, вообще ни в какие ворота не лезло. Даже при том, что тележка представляла, как выяснилось, маленькую модель и годилась разве для кошки (если умное животное позволит такое издевательство над собой), иезуитское первенство в науке противоестественно. И еще, по моему мнению, Дезагюлье преувеличил трудности, связанные с уплотнениями. В оружейном деле с этим удалось справиться, а напор порохового огня тысячекратно сильнее, чем у водяного пара. Во всяком случае, переплюнуть иезуита – дело чести.

Рассуждая таким образом, я договорился на следующий день с Джоном Кроули о позволении делать опыты на его заводе в Стоурбридже – самом маленьком, зато ближайшем к Лондону. Именно здесь начиналось дело дедушки Амбруаза. Мои люди, русские и венецианцы, трудились и получали жалованье у Кроули, как обычные служители, но теперь появилась возможность снять некоторых с заводских работ: наконец-то до Лондона дошли прошлогодние оброки, посланные бекташевским старостой.