Минос, царь Крита (СИ)

— Царь… поскользнулся на мокром полу… Я… не успел… Наверно, он ударился… о край пифоса, когда падал… — истерически всхлипывал Хеви. Каков лицедей! Я бы и сам поверил ему, глядя в его честное, перекошенное ужасом лицо.

Банщик забился в новом приступе рыданий. Итти-Нергал не слышал его слов, в отчаянии пытаясь вернуть мою душу в обожженное тело, Кокал же сразу понял всю неизмеримость беды, свалившейся на его гостеприимный дом. Глухо застонав, он осел на пол и стал в бессильной ярости рвать на себе волосы и царапать лицо руками.

— Позор мне, позор!!! — стонал басилевс. — О, горе! Великий гость нашел смерть в моем доме… Гестия, великая сестра Зевса, чем прогневил я тебя? За что мне эта кара? Почему я не умер? Зачем ты, о безжалостный Танатос, сразил моего высокородного гостя?!!! Кто поверит теперь, что я не обагрил руки кровью доверившегося мне? О я, злосчастный!!!

Я хотел было броситься к нему, обнять, утешить. Но кто-то решительно перехватил мою руку.

— Твое прикосновение, Минос, сын Муту, может быть опасно для доброго Кокала. Вспомни Афины.

Я оглянулся. Передо мной стоял бледноликий юноша, тонкий и изящный, словно сошедший с фресок Лабиринта. Венок из голубоватых асфоделей, сияющих мягким светом, украшал его черные, пушистые кудри, а за спиной покоились величественно сложенные крылья, острые, словно у ласточки. В руке он сжимал только что потушенный факел.

Танатос?!

Да, несомненно, это был он, ничуть не напоминавший мерзкого старца, явившегося за Эгеем, прекрасный и благородный юноша, удивительно похожий на Андрогея.

Крылатый посланник Аида усмехнулся.

— Приветствую тебя, Минос, сын Муту… — произнес он мягким, низким голосом. — Ты так долго ждал этой встречи, и вот я явился за тобой.

Словно приглашал к изящной любовной игре…

— Твои пути были извилисты, о, прекраснейший из богов! — прошептал я, невольно отвечая в лад ему.

Танатос одобрительно усмехнулся, кинул быстрый взгляд в сторону суетящихся живых и скорчил брезгливую гримаску — точь-в-точь Дивуносойо.

— Шумно тут. Уйдем отсюда.

И не успел я ответить ему, как он схватил меня за запястье, и мы в мгновение ока оказались на крыше дворца. Танатос кокетливо, словно Ганимед, поправил растрепавшиеся волосы и продолжил с шутливым негодованием:

— Мои пути извилисты? Я кружу вокруг тебя вот уже добрые два девятилетия! Знал бы ты, как непросто мне с вами, потомками великих богов!

— Отчего же?

Боги олимпийские, как он прекрасен!!! Я совершенно забыл об охватившем меня сразу после смерти смятении, и даже предательство сына казалось сейчас чем-то далеким. Кровь заливала мое сердце, часто-часто била в висках. Мне было так же сладко, как в те мгновения, когда стрела Эрота впервые впивалась в мое сердце.

— Неужели ты полагаешь, что я могу исторгнуть душу из тела, не готового расстаться с ней?! — спросил Танатос. — Увы, этого мне не дано! Потому ни один из вас, детей богов, еще не умер смертью, которой желают все люди — на ложе, когда душа едва держится за изношенную годами и болезнями плоть. Ваши тела слишком прочны и долговечны, потому и болезни обыкновенно вам не страшны. Хорошо если удается настигнуть вас на поле брани. Но и там детей бессмертных нелегко одолеть. Остается только ждать, когда коварные заговорщики сплетут вокруг обреченного сеть.

Юное лицо бога смерти озарил легкий румянец азарта. Наверное, в свое время Главк и Амфимед так же горячо рассказывали мне, как преследовали на охоте добычу, а она, миновав все препоны, ускользала от их дротиков.

— Я не знал, что ты ведешь охоту на меня, светлый бог, — усмехнулся я, — иначе подыграл бы тебе.

— Да-да! А сам каждый раз выкарабкивался из Стигийского болота! — Танатос возмущенно топнул изящной ножкой — так, что я вспомнил Милета. — Не бойся, я не гневаюсь на тебя, Минос, сын Муту, — он погладил меня по волосам, матерински нежно, как Дексифея. — Если бы ты сам заботился об охране собственной жизни, то давно бы сошел в Аид! Увы, за твоими недругами следили Ариадна и верный касситский пес. Хвала Эроту, поразившему сердце твоей бдительной дочери, а то и сейчас мне не пришлось бы беседовать с тобой!

Танатос приблизился ко мне с видом ребенка, доверяющего взрослому сокровенную тайну, глянул мне прямо в глаза и продолжил шепотом — так говорила со мной Прокрида:

— Знаешь ли ты, Минос, сын Муту, что среди тех заговоров, о которых предупреждала твоя мудрая дочь, не было ни одного, порожденного лишь возбужденным воображением верных стражей?

— Неужели? — улыбнулся я, завладевая тонкопалой ладошкой бога смерти. Тот усмехнулся, глядя мне в глаза, и не спеша, как изощренный в любовной игре юноша, высвободил ее из моих горячих пальцев.

— Может, ты и сейчас поверишь, что просто запнулся и нечаянно упал в пифос с кипятком? — сейчас я слышал голос Радаманта.

— Нет, я знаю имя убийцы. Катрей.

— Верно, — с довольным видом подтвердил Танатос, и сейчас в нем было что-то от моей богоравной матери.

— Изящно придумал, — усмехнулся я. — Он хорошо меня знал. И много раз Катрей покушался на меня?