Читаем Минотавр полностью

Мне, в свою очередь, кажется, что три круга постижения музыки в романе символизируют иерархию миров от земного мира людей до мира абсолюта. Не случайно в книге постоянно звучит музыка Моцарта, чья неоспоримая гениальность, как цитирует Таммуз из «Моцарта и Сальери», несовместна со злодейством. Александр Абрамов не может соединиться со своим божеством, со своим «гением чистой красоты», если вспомнить другое, не помянутое в книге произведение Пушкина, потому что запятнан злодейством. Почти все мужские персонажи романа живут в мире музыки, играют на музыкальных инструментах — но играют небезупречно, и если понимать это метафорически, они недостаточно чисты для музыкального совершенства. Кто занят бизнесом, как отец Александра, кто — войной, как сам Александр, а кто слишком заземлен и смешивает кухню и идею, как Никос.

Tea — земное проявление абсолюта, и сам Александр поместил ее в «третий круг»: «там будет ждать меня она — девушка или женщина с волосами цвета темной меди и медовыми глазами. Она уже давно ждет меня там, в центре третьего круга. Там и есть мое место. Не понимаю, зачем я возвращаюсь в эту реальность, живой, целый и невредимый». За несколько минут до решающей встречи прозвучит оборвавший все надежды выстрел. Но ведь и в кармане Александра Абрамова в тот момент лежал заряженный пистолет. Александр собирался впервые встретиться с Теей, как пишет автор, «лицом к. лицу» — но именно этими словами охарактеризована встреча Моисея с Богом на горе Синай. Однако и другое сказано в Писании (Исход, 33:20) «И потом сказал Он: …человек не может увидеть Меня и остаться в живых».

Разъединенностью ищущих друг друга возлюбленных Биньямин Таммуз завершает роман, который мне кажется, в частности, книгой о несбыточности мечты о новом завете между сионистским Израилем и древнееврейским Богом. Неудивительно, что нашелся возмущенный критик, обвинивший писателя в предательстве сионистских идеалов[15]. Однако мне не хочется убеждать читателя в идеологической корректности романа, поскольку для меня это прежде всего художественное произведение, отражающее эстетические, этические и духовные искания своего создателя, глубоко чувствовавшего и понимавшего не только литературу, но и музыку и пластические искусства.

Зоя Копельман, Иерусалим<p>Минотавр</p><p>Часть первая</p><p>Тайный агент</p>1

Тайный агент припарковал свою взятую напрокат машину и, изрядно промокнув под дождем, сел в автобус, направлявшийся в центр города.

Ему исполнился в этот день сорок один год, и, опустившись на первое попавшееся сиденье, он предался размышлениям на эту далеко не радостную тему. Отвлек его шум открывающихся на следующей остановке дверей, и когда он поднял глаза, то увидел двух девушек, усаживающихся на свободные места прямо перед ним. У той, что села слева, были волосы цвета меди, темной меди, отливающие золотым блеском; они были схвачены на затылке черной бархатной лентой, завязанной перекрещенным узлом.

И от ленты и от волос исходило ощущение какой-то особой первозданной чистоты и свежести, словно их никогда не касалась человеческая рука. Чьими же стараниями был завязан этот узел на ее затылке, задумался человек, которому исполнился в этот день сорок один год. Он стал ждать, когда она повернет голову и он увидит ее профиль, и девушка, говоря что-то подруге, действительно повернулась к нему в профиль, и он увидел ее лицо. Ему удалось сдержать ладонью едва не вырвавшийся из горла крик. Или крик, задушенный в самом начале, все-таки прозвучал? Так или иначе, люди в автобусе никак на это не отреагировали.

2

«Сегодня мне исполнился сорок один год. Не в первый раз приходится мне отмечать свой день рождения записью в дневнике в гостиничном номере. Завтра я пойду в посольство, где меня будет ждать поздравительная телеграмма от жены и обеих дочек. Еще одну пришлет мне из интерната сын. Он тоже уже давно не живет дома, и, если ему это нравится, он наверняка пойдет по моим стопам. Если да — одной причиной поставить на всем этом точку будет больше. Так я думал до последнего дня. Но сегодня вечером случилось нечто, из-за чего все это может измениться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литература Израиля

Брачные узы
Брачные узы

«Брачные узы» — типично «венский» роман, как бы случайно написанный на иврите, и описывающий граничащие с извращением отношения еврея-парвеню с австрийской аристократкой. При первой публикации в 1930 году он заслужил репутацию «скандального» и был забыт, но после второго, посмертного издания, «Брачные узы» вошли в золотой фонд ивритской и мировой литературы. Герой Фогеля — чужак в огромном городе, перекати-поле, невесть какими ветрами заброшенный на улицы Вены откуда-то с востока. Как ни хочет он быть здесь своим, город отказывается стать ему опорой. Он бесконечно скитается по невымышленным улицам и переулкам, переходит из одного кафе в другое, отдыхает на скамейках в садах и парках, находит пристанище в ночлежке для бездомных и оказывается в лечебнице для умалишенных. Город беседует с ним, давит на него и в конце концов одерживает верх.Выпустив в свет первое издание романа, Фогель не прекращал работать над ним почти до самой смерти. После Второй мировой войны друг Фогеля, художник Авраам Гольдберг выкопал рукописи, зарытые писателем во дворике его последнего прибежища во французском городке Отвилль, увез их в Америку, а в дальнейшем переслал их в Израиль. По этим рукописям и было подготовлено второе издание романа, увидевшее свет в 1986 году. С него и осуществлен настоящий перевод, выносимый теперь на суд русского читателя.

Давид Фогель

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги