Смерть геронтолога

СМЕРТЬ ГЕРОНТОЛОГА

роман

 

Часть первая ДОМ НА ОБРЫВЕ

1

Улица затаилась посреди строений своей неотличимостью и секретов чужим не раскрывает.

С улицы это выглядит как обычный дом‚ каких немало в округе: один подъезд‚ пять этажей‚ дождевые подтёки на каменной кладке‚ заброшенный газон на входе.

Дом был когда-то новым‚ жильцы помоложе‚ заботы помельче‚ врата надежды поскрипывали‚ казалось‚ неподалеку‚ приманивая обещанием‚ спасение – запоздавшей росой – готовилось оживить травы‚ однако газон во все времена оставался общим‚ а оттого он ничей‚ оттого неухожен. С развёрстого мусорного хранилища‚ что приткнулось у тротуара‚ ветром заносит на газон пластиковые мешочки‚ которые живут вечно и не уходят в перегной. Мешочки пакостно шуршат на деревьях‚ будто сговариваются на очередное непотребство‚ запутываются в цеплючей жимолости‚ по утрам‚ от обильной росы‚ покорно распластываются у подъезда‚ а через них перешагивают‚ чтобы не поскользнуться. Но природа сильна и способна на многое – лишь бы ей не мешали. Розы буйствуют на газоне‚ расплескивая без корысти лепестковую свою красоту. Жимолость завивает ржавую ограду и дурманит ароматами. Гранатовое дерево исправно цветет и плодоносит‚ а крупные‚ темно-бордовые гранаты лопаются на ветвях от мощной своей переспелости‚ нехотя опадают на землю. По кромке газона строем лезут наружу непородные нарциссы‚ потомки чудесных созданий‚ которых привезли из-за моря в дар этому городу. Потомки выродившихся потомков.

Через дорогу располагается лавочка Лёвы Блюма‚ который знает каждого жильца в этом доме‚ потому что все должны ему и все записаны в его книге. Почти все. Блюм обладает благородством души и долги не требует до конца месяца‚ а с некоторых еще неделю‚ ибо народ по соседству живет небогатый. К благородству примешивается и расчет‚ так как покупатели могут пойти за угол‚ в лавочку к Мордехаю Шимони‚ тоже получить в долг. Когда никого нет‚ – а это случается частенько‚ – Блюм сидит на стуле у дверей и оглядывает дом напротив‚ с первого до последнего его этажа. Редкие мысли‚ как дымка на небе‚ неспешно проплывают в голове‚ не оставляя тени и не орошая благодатным дождем. Чудится Лёве заснеженная опушка редкого ельника‚ видится Лёве смытый силуэт вдалеке ангелом-охранителем‚ слышится крик в промозглой ночи – остережением и спасением.

Броня Блюм‚ жена Лёвы‚ сидит у окна на первом этаже‚ глядит на мужа изо дня в день‚ из года в год. Лёва стареет на ее глазах‚ плешивеет‚ припудривается пылью‚ морщины прокладывают по лицу траншеи с ходами сообщений‚ будто к старости он пытается от кого-то оборониться. Видится Броне трюм крохотного суденышка‚ досчатые занозистые нары‚ юноша во мраке‚ склонившийся над ней‚ узкобёдрый и жаднорукий. Юноша ищет тепло‚ самую его малость‚ после стужи тех ужасов отогревается в женских объятиях. Чудится Броне покачивание на нарах‚ как покачивание на волнах‚ пугающее падение в бездны с восторженным взлетом под облака‚ первая боль с первым облегчением – не пережить заново. К полуденной молитве Броня приходит в лавочку‚ осторожно переступая опухшими за жизнь ногами‚ занимает место за прилавком‚ а Лёва идет в синагогу на соседнюю улицу. Десяти человек обычно не набирается‚ и Блюм встает в дверях‚ чтобы зазвать на молитву прохожего мужчину старше тринадцати лет. Он зазывает молча‚ одним взглядом‚ и устоять невозможно. У соседней синагоги‚ неподалеку‚ встает Мордехай Шимони‚ его конкурент‚ у которого тоже не набирается десяти человек‚ – он тоже зазывает взглядом. Порой Лёве кажется: там‚ наверху‚ не принимают его молитвы и возвращают обратно на осмысление и доработку. Порой это кажется Шимони.