Минское небо

— Что он сказал? — произнес Ботаник и поправил указательным пальцем круглые очки в роговой оправе.

— Что твои знания — херня… — произнес я и достал очередную сигарету из почти полной пачки сигарет. Огонь и тление. Дым пошел по легким.

Ботаник, видимо, питая надежды на то, что Философ его услышит, нагнулся над его ухом и громко произнес.

— Именно знания и стремление к постижению неизвестного дали нам тот уровень развития, который… — он не успел договорить, так как Философ резко вскочил в соответствии с механизмами своей собственной логики, никому, кроме него самого, не ведомой.

— Знания никогда не сделают человека счастливым! — почти трезвым голосом произнес он и снова плюхнулся в тарелку. Я уже думал о том, как сейчас потяну его в ванную и хотя бы раз в своей вшивой жизни помогу ближнему.

— Не знаю, как знания, — произнес я, выдыхая дым, — но алкоголь тебя прикончит очень скоро или сделает животным…

— Вы и так животные все, мертвые животные. И я уже мертвый…

Ботаник нахмурил брови и, задвинув деревянную табуретку под стол, ушел из кухни в свою комнату. Как мне показалось, между двумя обитателями нашей хищной квартиры накаляется противостояние. Я взял Философа подмышки и потянул в ванную. Олеся стояла спиной к нам и смотрела в окно, где, впрочем, творилось то же самое, только в более масштабной и менее грубой форме.

Я мыл Философа в горячей ванной, даже постирал его носки, а он изредка поднимал голову и пытался что-то сказать, но, в конце концов, наблевал в мыльную и серую от грязи воду.

Одев его во все «свежее» (то, что сушилось на батарее с незапамятных времен), я препроводил парня в отведенную для него комнату, и, не включая свет, споткнувшись о пустую бутылку из-под водки, уложил на диван.

Когда я вернулся к себе в комнату, то на моем столе сидела Олеся. Уже в спортивных штанах и белой мужской футболке с надписью «100 лет отечественному подводному флоту».

Она опять же смотрела вниз и болтала ногами, будто бы качаясь на качелях.

Потом она заговорила так, словно говорила это сама себе, но хотела, чтобы я все равно услышал ее размышления.

— Вот иногда думаешь, что так, как ты живешь, жить нельзя, — после этого она подняла голову и изобразила на лице грустную гримасу разочарования.

Я сел на диван, положив между спиной и стенкой свою подушку с дырявой белой наволочкой.

— Что ты имеешь в виду? — мой вопрос был весьма логичен только по той простой причине, что я абсолютно ничего не знал о жизни Олеси. Ну да, утром она вроде как шла в универ. Иногда вечером уходила из дома и возвращалась очень поздно, когда я уже либо спал, либо рисовал всякую непонятную мне самому черно-серую херь. Но в этом не было для меня ничего подозрительного. Большинство жителей столицы нашего (пусть даже искусственно созданного) Отечества вели подобный образ жизни.

— Не хочется всей этой грязи. Не хочется всех этих бессонных ночей, — она вздохнула и повернула голову назад. Смахнув рукой едва заметную слезинку, она вновь продолжила монолог уже ослабевшим голосом: — Я хочу сладкий торт, молочный коктейль с клубникой, детские песенки на пластинках. С обложкой, где Чебурашка нарисован. А еще черный стеклянный стол, обязательно круглый. И мы за ним все: смеемся, отгадываем загадки, — она слегка замялась и уже не отворачиваясь, вытерла слезу, размазав по щеке черную потекшую тушь. — Б…дь, зачем это все?

Я ее не понял. Она спрыгнула со стола и встала возле шкафа. Она стояла спиной, а я на нее смотрел и все так же не понимал, что скрыто за ее светлыми глазами и темными русыми волосами. А за ними была скрыта боль, характер которой я пока что не знал.

— Отвернись, я буду переодеваться, — она чувствовала, что я смотрю на нее, но не хотела, чтобы мои шестые, седьмые, десятые чувства сканировали ее нежную израненную душу.

Я отвернулся и в одежде лег на кровать лицом к стене. Я слышал, как она резко сняла штаны и майку, сняла нижнее белье и швырнула в шкаф. Одев легкую ночнушку, словно поруганная фея, она легла под одеяло на свой матрас и закрыла глаза, не желая чувствовать проникновения частиц света в ее внутренний мир.

— Я докопаюсь до истины… — дав обещание себе, я тоже лег спать.

[проникновение начато. Setup.exe — step one[16]]

«А-Б-В-Г-Д-Е-Ё-Ж-З» у Олеси кровь из глаз.

«И Й» я в наручниках за колючей проволокой. На меня направлены штыки неспящего оружия.

«К Л М Н» я кидаюсь на проволоку. Она под током. Олеся голая, смотрит на меня и не понимает, куда я хочу попасть. Она смеется от отчаяния.