Минское небо

«Национал-сатанизм», — было написано на обложке тетради. Костя решил, что посвятит тему своего доклада режиму независимой, суверенной и унитарной Республики Беларусь. А потом он продекларирует послание земного шара от всей души. И его услышат — он точно это знал. Потому что там, откуда он появился, о нем уже знали все. Он пришел издалека, из совсем другого мира. Гарантийный человечек двадцать первого века, который бегал по электроцепям и как схоластический слепец выполнял команды Центрального Компьютера, который, как оказалось, и не являлся первичной материей. ЦК самоуничтожился бы, если б смог хоть когда-нибудь увидеть, как он жалко выглядит в мире людей и как легко управляют люди ему подобными. Костя смеялся, смеялся электронными чипами и микросхемами, которые напряженно помогали перекачивать информацию по проводам в воссозданный им мир внутри головного мозга.

Сквозь сон Костя слышал, как туда-сюда по комнате расхаживал Ботаник. Его шаги отражалась строчками на темном экране, с указанными координатами каждого шага, с индикаторами трения воздуха о его ноги, укутанные в синие джинсы. Он еще бормотал слова себе под нос, но панель, перекрывающая комнаты, глушила всякое подобие произносимых звуков — Костя сам задал плотность бетона для максимального сходства с подобными строениями из атомов и молекул. Он до миллиметра проработал структуру всего его окружающего мира, благо память, которую дало ему вещество из нервов и клеток, была практически неограниченной в его понимании.

Утро ближе к девяти часам выдалось для Кости тяжелым. Он поднял онемевшее лицо со стола, провел по нему ладонью, слегка размазав запекшуюся кровь.

Он посмотрел на часы и неспешно начал собираться в университет с целью посетить хотя бы одну пару. Матрас Олеси был аккуратно застелен покрывалом. Он сел на него и уставился на стенку комнаты, которая, как ему казалось, с каждым днем становилось все серее и серее — или же наоборот: для стенки это был наиболее приемлемый цвет, который можно охарактеризовать скорее как «мягкий», чем серый. Очень скоро стена, возможно, станет поглощающе-черной, и тогда, параллельно комнате Ботаника и его постапокалиптическим мыслям, откроются двери в другое, скорее всего, лучшее измерение из проводов, бинарной системы счисления и электричества.

Костя надел на себя первое попавшееся из одежды, схватил сумку и вышел в коридор. Прямо на зеленом косом полу спал пьяный Философ. Он всегда был пьян, и каждое утро он ходил за водкой. Желание согреть желудок и взбодрить мозги опередило цель попасть в свою комнату, и где-то между вторым и третьим этажом старомодная обтекаемая бутылка «Голкипера» оказалась странным образом внутри Философа. И, не справившись с задачей, он упал прямо в коридоре, мучимый мыслями о трансцендентном устройстве человеческого мира и вселенной в целом. Костя смотрел на спящего Философа, слышал бормотание Ботаника. Он проговаривал какие-то формулы, явно что-то рассчитывал или просчитывал. Костя на миг задумался, что было бы неплохо, если бы объединить эти две противоположности в одно целое… Но для этого у Кости еще не хватало программного кода…

Костя поднял похудевшего за последний месяц Философа и занес его в маленькую комнатушку справа от входной двери. Положив его на продавленный диван, он уже хотел было уходить, как увидел надпись карандашом на обоях, стилизованных под дерево: «Постчеловеческие архетипы Мефистофеля возобладают над безднолазами прошлого путем проникновения через призму сознания».

Присмотревшись к стене, Костя увидел еще надписи, только стертые. В голову ему сразу же пришла мысль об исполнении задуманного пророчества, о котором знал Философ и которые безуспешно пытался предотвратить Ботаник. Тут крылся корень противоречия.

Далее Костя обратил внимание на желтые занавески, на которых черным маркером были нарисованы странные символы. Все многоконечные звезды были расположены в строгом порядке и чередовались с кружками и многогранниками с вписанными в них фигурами. Под потолком, на куске тюля разными красками было вырисовано слово «пи…ец». Каждая буква была обозначена своим цветом. Слово было нарисовано в виде радуги, однако в нем не хватало еще двух цветов. Костя внезапно понял, что отсутствие этих цветов как раз таки и означает, что за концом света последует еще нечто необъяснимое. Ответ он нашел на подоконнике, когда подошел ближе. Маникюрными ножницами, которые недавно так долго искала Олеся, Философ начертал послание потомкам: «После всемирного вселенского Апокалипсиса под кодовым названием „Kostya 0.55“ следует нечто дуалистическое, двойственное». Костя продолжил бы изучать письмена своего соседа, но тот внезапно завыл. Видно, алкогольное опьянение достигло своей кульминации и теперь разогретые потоки силы, которую понять эмпирическим путем невозможно, разрывали мозг Философа и требовали от него новых открытий…