Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

Ночью (в начале двенадцатого на А4 (примерно в трех километрах после съезда на Эйзенах-Вест) в кабине его Scania 420 LB, год выпуска…) (И ЧТО ЖЕ ТЫ ЧУВСТВОВАЛ, КОГДА ВЕЗ КОНТЕЙНЕР В ПЕРВЫЙ РАЗ? — КАЗАЛОСЬ, БУДТО ТАЩУ ЧЕРЕЗ ПОЛСТРАНЫ ЖИЛОЙ КВАРТАЛ. ОСОБЕННО СТРАШНО БЫЛО, КОГДА ДОРОГА ШЛА ПОД ГОРУ, ДУМАЛ, ТОРМОЗА ТОЧНО ОТКАЖУТ) (перед глазами у него — свет собственных фар и габаритные огни машины, которая (пойдя на обгон) прошла вперед и удаляется теперь все быстрее, и (в (левом) зеркале) огни машины, которая, уже минуты две-три следуя за ним, нагоняет его, и огни машин, что движутся по встречной полосе (сейчас та уходит далеко влево), а в ушах у него — (идущие снизу) гул мотора и шум от соприкосновения шин с мокрым асфальтом (прошло больше часа, как зарядил дождь)), ОН СМОТРИТ (хотя дорога на протяжении двенадцати с лишним километров идет в гору, он уже минут пять едет на последней передаче) теперь не на габаритные огни трейлера перед ним, а глядит (повернув голову (слегка) влево (по встречной полосе несутся в этот момент бок о бок (кто кого обгонит) два грузовика (их тени! (КАК ДВА БЫКА, ГОТОВЫХ РИНУТЬСЯ В БОЙ) на очертанья леска, на той стороне, сразу же за встречной полосой, думает (…), о чем, однако, он теперь (так как устремил взгляд сперва вперед, а затем (таким же движением головы) направо) больше не думает, а видит, что лесок (который чуть ли не примкнул к ограждению) — это ели, (напрягает зрение, ведь лесок должен вот-вот расступиться, и справа он сможет увидеть долину (с домами, группками стоящими вдоль улицы) (что там, справа внизу, он, по крайней мере, увидит огни)), и лесок справа от дороги действительно расступается, но он видит за дорогой лишь темень (дождь!), обращает, когда (через несколько мгновений) справа в поле зрения вновь врезается какая-то рощица, (легким поворотом головы) взгляд вперед, габаритные огни машины, которая долго шла пред ним, теперь удалились от него настолько, что он их в темноте уже почти не видит, зато вскоре различает перед собой (там, куда достает сноп света из фар) над полотном дороги щит с надписью, что до СЪЕЗДА НА ХЕРЛЕСХАУЗЕН еще 1000 метров (замечает, чуть скосив глаза (к левому зеркалу), что идущая следом за ним машина приблизилась к нему почти вплотную и через секунду-другую обгонит его, минует щит со стрелкой ВЫЕЗД ИЗ ХЕРЛЕСХАУЗЕНА и катит (преследуемый другим таким же) дальше — под струями дождя, в темень…

Анетта Пент ЕЕ ГРАНИЦЫ

Граница I.О границах она знала не много, но важнейшие ей показали. Северная граница квартала: светофор рядом с магазином импортной мебели. Дальше нельзя, там уже шумит подъездная дорога к автобану. Граница на юге: гигантский пустырь, где скоро появится очередная новостройка, и туда тоже путь закрыт, там дымит запрещенная мусорная свалка, там на драных кушетках собираются подростки, бьют пустые бутылки о камни и бетонные обломки. Пограничная территория опасна, особенно для тех, кому семь лет и кто пока мало знает об окружающем мире: только то, что этот квартал находится в Кельне, а Кельн стоит на Рейне, а Рейнская область расположена в Германии, и еще то, что есть другие страны со своими границами, шлагбаумами, таможнями и паспортным контролем (на пути в Голландию, к морю, пограничник наклонится, мельком взглянет через заднее стекло на детей, прижавших к уху плеер, а рядом купальные принадлежности, надувные круги, сумка для пикника, — и пропускает машину), а одна из этих стран называется ГДР и тоже имеет границу. Очень строгую.

— Мои родители сюда оттуда, — сообщила ей Кристина с важным видом, им уже по девять, а граница, через которую оттуда перебрались сюда родители Кристины, — стена, это-то она знает, но не знает еще, что тут особенного — перелезть через стену, и чего этим хвастать? Она же не хвастается своими родителями, хотя те уж точно сделали много больше, нежели откуда-то сюда перелезли.

— Вообще, там не так уж плохо, правда? — начала она.

— То есть как? — растерялась Кристина.

— Они там хотят, чтоб все были равны, это ведь хорошо.

То ли она это читала, то ли слышала, то ли ее родители говорили, точно она не помнит. Примерно так: существуют разные способы поделить мир, а поделить его всем поровну — идея неглупая, как ей кажется, и они там так и сделали.

— Ну, не знаю, — сказала Кристина, чьи родители, по-видимому, рассказывали совсем другое, иначе зачем бы им лезть через стену.

А она уперлась: если раз и навсегда покончить с Кристининым хвастовством, то им и ссориться будет не с чего.

— Как же, — продолжала она, — ты ведь тоже за справедливость, а не так, чтобы одни были очень богатые, а остальные совсем бедные.

Тут Кристине, конечно, пришлось согласиться.

А она пошла в атаку:

— Может, твои-то родители больше хотели богатства, чем справедливости, потому и сбежали?