Читаем Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают полностью

В сочельник мы проснулись около двенадцати, весь день готовили, играли и болтали, а вечером зажгли свечи, спели рождественские песни, поели, полакомились сладким и, вместо того чтобы пойти спать, надели ветровки и поехали к границе. В полночь мы на территории нашей «новой родины» и снова встаем в очередь за однодневными визами. Эти поездки повторялись каждую ночь на протяжении всех зимних каникул конца 1978 — начала 1979 года. В двенадцатом часу мы проделывали путь с юго-востока города до границы, протискивались по подземному лабиринту из ограждений, потолочных зеркал, микрофонов, стеклянных будок паспортного контроля, столов для досмотра багажа и кабин личного обыска, чтобы, попав в первом часу в Западный Берлин, начать все с начала, а в половине второго вернуться в Рансдорф и забыться сном. Моя полугодовалая сестра часто плакала у матери на руках — скорее всего, у нее был жар, она не переносила молоко и больше всего нуждалась во сне и покое. Мы, восьмилетние близнецы, зевая, коротали время за обсуждением нашей недавней затеи: как только подруга решится, мы все-таки вызволим ее отсюда — ввиду новых обстоятельств хотя бы на день. Старшая сестра пыталась нас отговорить: если кто-нибудь что-нибудь заподозрит, волокита на границе затянется навеки. Внешне мать переносила тяготы тех дней спокойно. Счастливые рождественские каникулы, нехватка сна, необходимость скитаться и при этом — какое-то беззаботное детство. Не было у меня больше ни такой беззаботности, ни детства. Граница, Стена, разделенность предрешили мою судьбу на ближайшие годы. А в те дни при произнесении слова «заграница» стрелка моего внутреннего компаса указывала то на Запад, то на Восток и сориентироваться по ней было невозможно. Четкое самоопределение, присущее каждому в пределах разделенной Германии, у меня отсутствовало.

Не буду рассказывать о многих других переходах через границу, между которыми уместились наши визиты к бабушке, зимние катания на коньках по замерзшему рансдорфскому водохранилищу, летняя поездка на Дарс, где мы встретили нашу подругу детства из Адлерсхофа… Она, кстати, оказалась в уже знакомом нам положении: родители подали заявление на выезд, и она никому не должна была об этом говорить. В промежутках между пересечениями границы мы писали бесчисленные письма, сохраняя самое дорогое, что у нас было — дружбу, и свято верили: преданных друзей не смогут разлучить никакие расстояния. Расскажу об одном из своих последних переходов через границу.

Это было летом 1986 года. Мне было шестнадцать, я училась в десятом классе объединенной школы, и мы с одноклассниками должны были совершить последнюю совместную поездку. Никто, кроме меня и двух ребят из параллельных классов, не собирался учиться дальше и сдавать экзамен на аттестат зрелости. Прошло три года с тех пор, как я переехала от матери: сначала жила в районе Шпандау у друзей, бежавших еще раньше нас, а потом вместе с западными неформалами снимала квартиру в Шарлоттенбурге.

«Мы едем на экскурсию в бывший концентрационный лагерь Заксенхаузен», — объявила классная руководительница. Что? В Восточную Германию? Одни со стоном закатили глаза, другие недовольно заворчали, кто-то, усмехнувшись, толкнул соседа в бок: «К тебе на родину едем», на что тот огрызнулся: «У самого-то кеды, как у „осси“ [1]!» Любому школьнику, который был не похож на остальных, в Западном Берлине язвительно говорили: «Никак из Восточного блока приехал?» Того, кто был плохо или не модно одет, презрительно называли «осси».

Я уже три года училась в этом классе, и за это время никто не узнал, откуда я родом. Я не собиралась становиться всеобщим посмешищем. Если шутили про евреев, я делала вид, что меня это не касается, если издевались над «осси», моей реакцией было непроницаемое молчание. Мы с семьей четыре года прожили между Рендсбургом и Килем, так что гольштейнский акцент выдавал мое северное происхождение. Когда одноклассники предположили, что я из Восточной Фризии, в ответ я только улыбнулась, а про себя подумала: нужно поскорее избавиться от предательского произношения.

Как-то раз я прогуляла занятия и учительница позвонила мне домой. К телефону подошла соседка по квартире. Юлии не было в школе? Ах да, она поехала в Восточный Берлин навестить свою больную бабушку. Положив трубку, соседка поспешила порадовать меня тем, как ловко она мне подыграла.

Когда я узнала, что произошло, у меня сердце оборвалось. Сказала про бабушку в Восточном Берлине? С ума сошла! Полдня я ломала голову над тем, как оправдаться, когда учительница перед всем классом спросит меня о восточноберлинской бабушке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное