Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

А через три года, когда Стена пала, западных и восточных немцев охватила эйфория, к которой я отнеслась скептически: несколько недель, а то и месяцев не могла поверить своим глазам и ушам. Во-первых, потому, что жители Запада еще недавно воротили нос от Восточной Германии — насколько сильным должно было быть презрение, если только две из тридцати западноберлинских семей навещали своих братьев и сестер в ГДР. А во-вторых, потому, что жители Восточной Германии возлагали слишком уж большие надежды на Запад — от того восторга, с каким они бросились ему на шею, мне стало тошно. Не будем забывать и о том, что каждая сторона вела активную пропагандистскую деятельность против государственного строя другой.

Можно сказать, что у меня был нетипичный опыт пересечения границы, но мне и не хотелось, чтобы эта антология отображала усредненную картину — хотелось, наоборот, собрать субъективные впечатления людей, индивидуальные переживания, связанные с Западной и Восточной Германиями, личные утопические представления и их столкновение с действительностью. Как создается история? Из чего складываются и как преподносятся воспоминания? Литература помогает по-новому взглянуть на прошлое (что вовсе не подразумевает ностальгического ревизионизма), познакомиться с разными субъективными точками зрения и таким образом прийти к истине. Еще литература дает то, что не способна показать ни одна статистика: показывает людей, которые хотят и могут поделиться воспоминаниями, готовы рассказать о себе, о другой Германии, о том, где пролегает граница между «здесь» и «там», «мной» и «вами», «тобой» и «нами». К этому я и призвала своих ныне живущих коллег, чей взгляд был мне интересен. При этом антология не должна была стать трибуной только для тех, чьи имена сразу приходят на ум при упоминании темы: для старой гвардии восточногерманских писателей и тех авторов из Западной Германии, которые сочувствовали левым и еще до 1968 года искали себе друзей на Востоке. Их мнения нам уже известны. Гораздо интереснее узнать, какой эту границу видят те, кто еще не открывал публике своего отношения к другой Германии, каковы их впечатления от ее пересечения и какие чувства в них вызывают река, лес, улица, мост, которые так много значили для людей в те времена, когда по ним проходила граница, во времена, от которых сегодня почти не осталось следа.

Голоса, звучащие в хоре антологии, перекликаются. Несмотря на то что авторы писали тексты независимо друг от друга, рассказы обнаруживают внутреннюю связь: речь может идти об одних и тех же местах (таких, как Фридрихштрассе и Йебенштрассе) или об одних и тех же ставших символическими жестах тогдашних политических деятелей. Иногда переклички вызывают смех, а иногда заставляют задуматься.

Мне жаль, что голоса некоторых писателей так и не прозвучали. Буду надеяться, что когда-нибудь это все-таки произойдет. В ответ на мое приглашение участвовать в создании этой антологии с Запада часто приходил отказ, мотивированный нехваткой личного опыта. Как же мне порой хотелось опубликовать эти удивительные признания, которые звучат вдвойне странно, если вспомнить, что речь идет о просьбе создать литературное произведение! Сразу возникает множество вопросов: кому принадлежит повествование? Разве только мужчина может рассказать мужскую историю? Разве о еврее может писать только еврей? А о Восточной Германии только бывший житель ГДР? Разве только немцам разрешено писать о немецкой истории, разделении Германии и границе? Неужели только жертва может писать о жертвах? Разве писатели рассказывают только о тех временах, очевидцами которых им довелось быть? Кто может, кто должен и кому разрешено писать? И если кому-то не разрешено, то кто накладывает этот запрет? Какова наша миссия, стоят ли перед искусством и литературой нравственные и эстетические задачи? И как вяжется с ними то упрямство, с которым некоторые отстаивают свое право на молчание, когда дело касается самого личного.

Мне трудно представить человека, который застал падение Стены в сознательном возрасте и при этом не мог бы рассказать о границе из-за нехватки личного опыта. Еще труднее представить писателя, которого отсутствие такого опыта не навело бы на определенные мысли.

В этой книге друг с другом соседствуют очень разные произведения. В их сочетании, на стыке, открываются территории, по которым проходит граница, — территории, разделенные и в то же время имеющие точки соприкосновения. Путь через повествование — путь через границу.

Виола Роггенкамп Я ПРОЕДУ!

Мы ехали из Освенцима.

«Разве так начинают рассказ?»

Но так оно и было, а вся история оказалась даже отчасти забавной. Ведь моя мама утверждала, будто видит в темноте лучше меня: «В конце концов, это же моя машина, за руль своей ты меня никогда не пускаешь, и теперь поведу я!»

Именно поэтому мы, возвращаясь из Польши через ГДР, сами не заметили, как отклонились от трассы на Гамбург.

«Ты заснула. Поэтому так получилось. Ты все проспала».