Минус 273 градуса по Цельсию

Голос отца, старательно укрощающий волнение, с нарочитым спокойствием поинтересовался, где он и что он, с собой ли у него ключи, а то они с матерью ложатся уже спать. А мать при этом, увидел К., стоит у отца за плечом, вытягивает шею к его уху, пытаясь услышать, что там К. говорит в трубке.

У меня все нормально, простите, забегался, дела, ключи с собой, ложитесь, не ждите, может быть, я сегодня и не приду, ответствовал К., в один прием выложив все, что нужно было услышать родителям. Почему только выскочило, что, может быть, не придет? Куда ему деться, придет.

К. сунул трубку обратно в карман, пересек проезжую часть, зеленую полосу со шпалерами кустарника и липами, вышел на полосу тротуара, огороженную балюстрадой, за которой начинался речной обрыв, и, облокотившись о балюстраду, устремил взгляд на стальное полотно открывшегося глазу водного простора. Оно было недвижно, холодно, равнодушно, ни единой щербинки лодки не виднелось на нем, никакой припозднившийся катер не морщил его глади – умиротворение, покой, тишина царствовали над рекой. К. посмотрел в одну сторону – там, вдалеке, светились уже зажегшиеся фонари причала, стояли притулившиеся к нему два речных трамвайчика, нависая над ними – рафинадно-белоснежная даже в подступающей темноте гора теплохода.

К. посмотрел в другую сторону – там из-за излучины реки выплывал другой теплоход, корпус его еще не появился, лишь нос, но огни на теплоходе были уже зажжены, и казалось, что посередине водного простора возникла и медленно растет в ширину, словно оплывая, электрическая свеча. Вот так же, вспомнил К., шел глыбой огня по стальной речной глади теплоход и тогда, месяц назад, появившись из-за излучины сначала лишь носом, а там явив себя взгляду и целиком. В какой дали это было! В другой жизни.

Живот у К. снова пропел свою жалостливую голодную песню. К. выпрямился, хлопнул по балюстраде, отбив их, ладонями – словно наказывая ее, словно это она была виновата, что живот его по-прежнему по-кошачьи мяучит, – и пошел по набережной в сторону причала. Ему помнилось, что там есть где-то фонтанчик для питья – наполнить желудок хотя бы водой, может быть, это утихомирит разбушевавшихся кошек. Ясно было, что возвращения к родительским сырничкам не избежать – где еще утолить голод? – но пока нежелание возвращаться под родительскую крышу было все же сильнее желания есть.

К пристани К. и теплоход, который он увидел, когда тот еще только появлялся из-за излучины, подошли с синхронностью часовой и минутной стрелок, подбирающихся к цифре полуночи и полдня. К. спустился по сбегающей с набережной широкой асфальтовой дороге вниз, посмотрел на реку – пылающий электрическим огнем остров как раз сравнялся с теплоходом, стоявшим у причала, тот гасил его электрическое сияние своей темной горой лишь с несколькими сигнальными огнями на носу и корме, К. полагал, сейчас пылающий солнечным днем теплоход пришвартуется к тому, что стоит, но нет: спустя недолгое время из-за стоящего теплохода вырвалось сияние, мгновенно усилилось, стало нарастать – теплоход, увиденный им еще на излучине, шел не останавливаясь и проплыл мимо пристани. Шел он тихо, без звуков музыки, что доносится обычно с таких совершающих туристические круизы теплоходов, можно было бы предположить, что, кроме команды, на нем никого нет, однако на палубах, перекрывая светящиеся окна кают, то и дело промелькивали тени – довольно оживленно было на теплоходе. К. неожиданно – точно так, как было тогда, месяц назад, – обуяло нестерпимым желанием перенестись туда, в этот электрический сияющий мир, сделаться его частью, и на мгновение даже помнилось: пожелать этого, вложившись в свое желание со всей силой, – и получится перенестись.

На пристани, как и вверху на набережной, не было ни единой души. К. пошатался по ней, подергал двери в кассу, в зал ожидания – все было заперто. Где этот фонтанчик, он не помнил, внутри ли, снаружи ли. Но снаружи он его не обнаружил.

Наверх от пристани обратно на набережную вела широкая размашистая лестница. За время, что К. провел на причале, отыскивая фонтанчик, сверкающая электричеством глыба теплохода ушла далеко вперед, теперь он видел его с кормы. Все стремительнее темнело, контуры уходящего теплохода уже почти не угадывались, вместо них осталось плывущее над рекой электрическое сияние. Оно все больше и больше вновь становилось похоже на свечу – как там, на излучине, когда теплоход только выплывал из-за нее, – только основание у нынешней свечи было широким, а сверху она совсем оплыла.