– Болван! – вырвалось у пантагрюэльши. Однако же ошеломление ее долго не длилось. – Так тебе, болвану, и будет позволено! Большую женщину он захотел, видишь ты! – Это была уже не гетера даже, а вульгарная крупнотелая бабища с рынка. – Большую женщину ему!.. – Прокатила тук-ток своих ног к двери, распахнула ее и гневно воззвала к ожидавшим там полицейским (которые, скорее всего, в своем истинном облике носили на голове такие же красные береты, как у нее.) – Живо сюда! – Подошвы их грубых ботинок заблямкали по коридору, ворвались в комнату, и она, указывая с порога на К. пальцем, повелела: – Выкиньте его отсюда. Совсем, совсем! Мордой об асфальт!
8. Фантомас
В приемной травмпункта было столпотворение. Заняты все стулья, на широком подоконнике единственного окна тоже сидели – впритык, тесня друг друга плечами, а нескольким ожидающим врачебного приема места не досталось, и они подпирали стену, кто плечом, кто спиной. Почти все разговаривали друг с другом, многоголосый гул стоял в небольшой, похожей на коридор комнате, и К. удалось занять очередь далеко не с первого своего вопрошания.
Что такое, почему столько народа, задал он вопрос пожилой даме, за которой занял очередь – вполне пристойной наружности, однако со вспухшей, съехавшей набок верхней губой и в разорванной на плече блузке, разошедшиеся концы которой были вульгарно скреплены английской булавкой, – словно она прибежала сюда прямо после похабной кухонной битвы с привыкшим распускать руки благоверным.
– А вы что, не оттуда? – ответно спросила дама. Ей было неловко за свой вид, и, разговаривая с К., она старалась одной рукой прикрыть разверзшуюся прореху на блузке, другой – висевшую брылой вздувшуюся губу, не получалось прикрыть ни то ни другое, но так ей было легче переносить свой позор.
– Откуда «оттуда»? – не понял К.
– Не с площади разве? – снова спросила дама.
– Нет, не с площади, – сказал он. – А что такое?
– И ничего не знаете? – Дама изумилась. Осуждение прозвучало в ее изумлении. – Вы так выглядите – я была уверена, вы с площади.
Просвещать, однако, К. ей уже не пришлось – этим, перебивая друг друга, занялись сразу несколько человек, слышавших их разговор, и пару минут спустя К. имел полное представление, почему в столь позднюю пору в травмпункте такая пропасть народа и почему дама, за которой он занял очередь, решила, что он «с площади».
Она имела в виду ту самую круглую площадь перед зданием мэрии, где два дня назад проходила репетиция торжеств, посвященных Дню стерильного детства, а они с привередой, сидя в кондитерско-кофейном заведении Косихина, наблюдали за ней. И сегодня, оказывается, снова была репетиция – последняя, генеральная, а у службы стерильности была репетиция своя. Точнее, у оперативников службы стерильности. Школьники отрабатывали ход празднества, оперативники – свои действия на случай, если бы на площади произошли беспорядки.
«Я просто стоял, глядел, – делился происшедшим с ним сверстник К., простецкого вида, с взлохмаченной головой, лоб у него, уходя под волосы, украшала изрядных размеров шишка, левая рука висела на самодельной перевязи из цветной тряпки. – Вдруг – бац по локтю, потом уже понял – дубинкой, боль такая – я заорал, так мне еще раз, еще, и вон, – показал он на лоб – кулаком еще, у меня натурально темно в глазах стало, я испугался – ослеп…»
«Я вообще мимо шла, – накладывалась на его излияния своими девушка студенческого вида, К. казалось даже, что лицо ее знакомо ему по университетским коридорам. – Мимо шла, по тротуару. Вдруг у меня рюкзак с плеча… я думала – грабитель, ухватилась за лямки, закричала… мне руки за спину, к стене меня, ноги в стороны, и по ребрам, а кулак у него…»
«А меня совсем на площади не было. На улочке там неподалеку, жену ждал, уже увидел, пошел навстречу, – вплетал в их рассказы свой голос толстый пожилой мужчина в сетчатой пенсионерской тенниске, на которой в нескольких местах откровенно отпечатались рубчатые подошвы крепких ботинок. – И мне тоже вдруг, прямо на ходу, руку за спину, подсекли, я со всего размаху… я сознание потерял, у меня сотрясение мозга!» Пушок редких седых волос на макушке был у него в кровяной коросте, в красно-коричневую коросту превратилась кровяная струйка, что текла по виску и дальше на шею.
К. – почему дама со вспухшей губой сочла его причастным к событиям на площади – также был в боевой раскраске: нос, лоб, подбородок – разве что раны у него были посвежее. Одетые в полицейскую форму служители стерильности поступили с ним точно в соответствии с полученным указанием пантагрюэльши – «мордой об асфальт!»: К. летел с крыльца мнимого полицейского участка вниз головой, и, когда приземлился, по инерции его еще протащило по асфальту – кожу на лице содрало, как теркой.
– Но выглядите вы действительно, словно с площади, – сказала К. девушка студенческого вида. – Словно вас по земле волочили.
– Почти, – сказал К. Внутри все кипело, котел брякал крышкой, перегретый обжигающий пар рвался наружу. – Но те же сукины дети, что на вас тренировались.