Минус четыре по Цельсию (СИ)

Я наслаждался Аниным спокойствием, размеренной ласковостью и предсказуемым, контролируемым счастьем, которое мы делили с ней на двоих поровну, тщательно следя, чтобы ни один из нас не оставался обделенным. И тут же с головой окунался в омут неконтролируемой, вулканической страсти, анигиляционный поток безумия и чувственности, которым фонтанировала Танька, иногда, за просто так одаривая меня неземным наслаждением, а иногда, как сегодня, беря все себе, и не делясь ничем взамен… Мы заполняли друг друга без остатка, и дополняли недостающие кусочки мозаики, если кто-то в этом нуждался. Но однажды, я встал перед нелегким выбором. Внезапно, девочки повзрослели, чувственность и страсть отступили, под неумолимым напором женского начала, диктовавшего свои условия и выдвигавшего новые требования к отношениям. Развлечения на троих, детское запретное баловство и сексуальные игры, перестали приносить удовлетворение, взамен порождая ревность, зависть и обиды… И в нелегкой дилемме выбора между спокойной, размеренной, любовью и безумной, испепеляющей страстью я выбрал покой… Была ли это ошибка? Нужно ли было направить свой выбор в другую сторону? Я задаю себе этот вопрос постоянно. И не нахожу правильного ответа. Любое решение представляется правильным – неверным было бы лишь его отсутствие. Но с тех пор я ощущаю себя наполовину опустошенным. Телом, с которого сорвали половину мяса, и украсили цветами с одной стороны, обнажив голые кости с другой… Вместе с кусочками моего разорванного в клочья сердца…

- О чем задумался? – спрашивает Таня мягким, низким голосом.

Она все же накинула ремень, по мере того, как мы приближались к центральным районам. И теперь он откровенно вжимался в ее тело, крепко обнимая талию и вызывающе подчеркивая соблазнительные округлости груди.

- Да так, - вяло машу рукой, - ни о чем…

Танька вздыхает, усмехается и качает головой.

- Я тоже об этом «ни о чем» часто думаю, - произносит она. – Даже, может быть слишком часто…

Наши души родственны. Иногда, мы читаем мысли друг друга. Поэтому я ничуть не удивлен ее словам, и прекрасно понимаю, что говорим мы об одном и том же.

- Как и я, - киваю.

- Кто знает, - пожимает плечами она, - может и стоило мне тогда не слезы горючие лить, а побороться за тебя… И отобрать… У Анечки…

Качаю головой. Я знаю ответ. Но подсказывать его ей нет ни желания, ни смысла.

- Ты счастлива, Танюша? – спрашиваю ее.

Она улыбается, поводя головой и сбрасывая со лба рыжую прядь.

- Я очень люблю Женьку, - говорит она. - И он меня тоже… Обожает просто. На руках носит…

Я усмехаюсь, представив себе картину.

- Правда, носит, - кивает Танька. – Он же здоровый как бык… Данечку тоже любит безумно… Нашего мелкого…

- Я знаю…

- Откуда? – она удивлена, но быстро все понимает. – Ну да… Вахавна… Она, как всегда, в курсе всего.

Я не уточняю, что о подробностях ее жизни с Женькой я знаю в основном от Леши Жигудина, хотя бы потому что с Нинель последние два года почти не общался. Но это не важно…

- Бабушки-дедушки тоже в малом души не чают… Моя мама Семенова, кстати, обожает, говорит, слава богу нашелся такой, что эту бешенную утихомирил. Меня, то есть…

Я смотрю на ее красивый профиль, на такие милые, любимые, родные с детства черты лица. И чувствую, как у меня рвется что-то внутри. Медленно… По маленькому кусочку. Со страшной, нечеловеческой болью…

- Танюш, - снова спрашиваю я, ты… Счастлива?

«Скажи «да», - мысленно прошу я, - ну скажи «да»! Бог, сделай так, чтобы она сказала «да». Я приму это, и буду жить дальше… И никогда больше не потревожу ее спокойствие, и ее душу… И не сделаю того, что должен сделать, но это мелочь, ерунда, в сравнении с ее жизнью, счастливой жизнью, с любимым человеком… Только пусть она скажет «да»!..»

Она бросает на меня быстрый взгляд и ничего мне не отвечает…

Притерев машину к тротуару, Танька глушит двигатель и с облегченным вздохом отстегивает ремень.

- Фу-ф-ф, что-то толстая я стала, - поглаживает она себя по идеальному, плоскому животу.

- Не говори глупостей, - тут же встреваю я, - ты в прекрасной форме.

- Набрала, набрала, - не соглашается она, качая головой. – Почти килограмм…

Для нас это очень много, и я понимающе киваю. Без тени иронии.

- Ты как на счет мороженного с кофе? – интересуется она, кивая на нарядную витрину одной из самых роскошных кондитерских, рядом с которой мы припарковались.

- Э-э-э… - неуверенно тяну я. – Мороженное точно нельзя, но кофе буду… Несладкий.

- Ну, а мне можно все, - она подхватывает подаренную мною розу, - так что…

Она вопросительно смотрит на меня. Я мгновение соображаю…

- Боже, - хлопаю себя по лбу, - я идиот, прости…

Быстро выскакиваю из машины, обхожу спереди, дергаю ручку и, протянув ладонь, галантно помогаю Таньке выбраться. Она светится от удовольствия, и, не выпуская мою руку, чмокает меня в губы.

- Кто ж тебя обходительности с девушками научит, кроме меня, - ехидно нашептывает мне она…

Сидим за столиком у окна. Пьянящий аромат кофе. И аппетитнейшие шарики крем-брюле в большой пиале перед Таней, так и просятся, чтобы их попробовали…