Минус двадцать для счастья (СИ)

Когда он начал меняться? Кто на него повлиял? И как вернуть обратно Виталика, который мне все еще был небезразличен? Я терялась в этих вопросах, и я устала повторять, как заводная игрушка:

— Нет… нет, прости… это не мое. Меня это не интересует. Нет, нет, нет…

Он стал навязчивым в желании приобщить меня к новым знаниям. Тепеpь в его машине звучали не инструментальная музыка или рок, а заунывные мантры, действующие на нервы. На заднем сиденье машины появились книги — на случай, если я одумаюсь и захочу их захватить после свидания. А сами свидания стали для меня не в радость. Я как будто отбывала повинность.

Мы больше не целовались. Я не могла. Виталик пытался, но… И, конечно, я больше даже не помышляла о том, чтобы снова появиться в его квартире.

— Я всех разгоню, — как-то обмолвился он, — на этот раз уже точно. Хочешь? Придешь? Лерка, если ты скажешь…

И я сказала. То, что чувствовала в данный момент. Чистую правду, которую было больно принять мне самой.

— Прости, но… я не могу… вот так… пока ты…

— Пока я такой?

Кивнула. Посмотрела в глаза, ища прежние искорки смеха — а там лишь печаль от новых знаний. Тех знаний, к которым я не стремилась. А может, и не знаний вовсе, а заблуждений?

Виталик долго молчал. И дoлго смотрел на меня взглядом уставшего старика.

— Я не всегда буду таким, — заявил с азартом и так уверенно, что я даже приободрилась. Но потом добавил: — Я не всегда буду на этом низком уровне духовного развития. Я пойду выше. И мне жаль… Лерка, мне жаль, что ты не хочешь расти со мной, потому что…

Я почти надеялась, что он договорит, что он скажет то, что было заложено в троеточие. И я загадала мысленно: если он скажет, что бросит меня, я уйду. Сейчас. В ту же секунду.

Да, это будет слабостью, да, я вздохну свободней, а его фактически брошу в этом его «озарении», но мне было невыносимо сложно с ним находиться рядом. И видеть, и понимать, что Виталика, моего Виталика больше нет.

Был кто-то, кто выглядел так, как он. Кто-то, у кого был его голос, глаза, его одежда. Но интонация голоса, взгляд, даже походка — все изменилось, стало каким-то чужим. И та душа, которая скрывалась внутри этого двойника, тоже была для меня незнакомой.

Виталик словно пoчувствовал мои ожидания. Качнул головой, сжал челюсти, будто борясь с порывом сказать, освободить меня от себя, а потом выдохнул и… Промолчал.

Он не хотел меня отпускать.

Я знала это, видела, ощущала. Несмотря на обмолвки, что мы на разных уровнях духовного развития и что ему нужен попутчик, а не тот, кто вяло рассматривает его следы, он тянулся ко мне. Звонки, встречи, разговоры по скайпу — все вроде бы то же самое, о не то. Для меня в тягость. Для него как проверка: я все ещё с ним? Я все еще в зоне доступа?

Наши встречи меня выматывали. Если раньше я возвращалась радостная и вдохновленная, то теперь как после ночной смены, едва переставляя ноги и забывая поужинать. В какой-то момент я начала срываться и плакать по вечерам. Вот он позвонит, я соглашусь с ним увидеться — и плачу, что снова не смогла отказать, что снова все повторится. Он, его лекции о просвещении, мои попытки до него достучаться и стена, которой он в этот момент отгораживается.

Мама заметила перемены во мне, и я, поначалу нехотя, рассказала ей все, что происходит с Виталикoм. И плакала, пока говорила. И долго спала после этого разговора, хотя был день на дворе — просто не было сил ни на что.

потом меня oсенило: если моя мама так волнуется и так переживает за Виталика, и пытается что-то придумать, мама Виталика тоже имеет право узнать. Более того, она должна узнать, что происходит с сыном!

Немедля договорилась о встрече с ней. Не на ее территории, в кафе: мне казалось, так будет чуточку проще, среди чужих людей, у всех на виду, я смогу отстраниться…

Чушь! Я так расстроилась, когда начала говорить… Мяла салфетку, пила несчитано кофе, и говорила, говорила, говорила…

А когда моя несостоявшаяся свекровь обняла меня, поблагодарив, что я все рассказала, и пообещала помочь, я расплакалась. Там, в кафе. Среди чужих людей и у всех на виду. Расплакалась от облегчения, ведь я поверила, что у нее все получится и что Виталик вернется. И к ней. И ко мне. Прежний Виталик.

После этой встречи я целых три часа пребывала в приподнятом настроении, а потом мне позвонил сам Виталик, и…

Я никогда не видела, да и не слышала, чтобы он злился, но то, что он говорил тогда… Нет, это не была ненормативная лексика — всe-таки он человек с высшим образованием и не абы каким, да ещё и приверженец духовного развития. Так что нет, матом он не ругался. Но каждое его слово было пропитано такой злобой, таким ядом, что я почувствовала себя oтравленной. В буквальном смысле.