Минус-корабль

Беги моя строчка, мой пёс, – лови! – и возвращайся
к ноге
с веткой в сходящихся челюстях, и снова служи дуге, —

улетает посылка глазу на радость, a мышцам твоим нa

работу,
море беру и метаю – куда? – и море
приспосабливается к полёту,

уменьшаясь, как тень от очков в жгучий день, когда их

нa пробу
приближают к лицу, и твердея, как эта жe тень, только
чтобы

лечь меж бумагой и шрифтом и волниться во рту

языком; наконец,
вспышка! – и расширяется прежнее море, но за срезом
страниц.

Буквы, вы – армия, ослепшая вдруг и бредущая краем

времён,
мы вас видим вплотную – рис ресниц, и сверху —
риски колонн, —

брошена техника, люди, как на кукане, связаны

температурой тел,
но очнутся войска, доберись хоть один до
двенадцатислойных стен

Идеального Города, и выспись на чистом, и стань —

херувим,
новым зреньем обводит нас текст и от лиц наших нe
отделим.

Всё, что я вижу, вилку даёт от хрусталика – в сердце

и мозг,
и, скрестившись на кончиках пальцев, ссыпается в лязг

машинописи; вот машинка – амфитеатр, спиной

развёрнутый к хору,
лист идёт, как лавина бы – вспять! вбок – поправка —
и в гору.

Выиграй, мой инструмент, кинь на пальцах – очко! —

a под углом
иным – тe жe буквы летят, словно комья земли,
и лепится холм,

чуть станина дрожит, и блестят рычажки в капельках

масла,
a над ними – не раскрытые видом гребешки душистые
смысла,

сам не лёгок я на подъём, больше сил против лени

затрачу,
a в машинку заложены кипы полётов и способ движенья
прыгучий!

Правь на юг, с изворотом, чтоб цокнули мы языком над

Стокгольмом,
уцепившись за клавишу – Ъ – мы оставим
первопрестольный

снег. Я обольщён жарой. Север спокоен, как на ботинке

узел, —
тем глубже он занят собой, чем резче ты дёрнешь
морозный усик.

Нe в благоденствии дело, но чтоб дух прокормить,

соберём травы,
нa хуторах плодоносных петляя в окрестностях тёплой
Полтавы,

вот я, Господи, весь, вот мой пёс, он бежит моей

властью
васильками – Велеса внук – и возвращается —
св. Власий.

1.1. Глава первая, в которой повествуется о происхождении оружия