Вадим уже в брехаловке – как обычно, раньше остальных монтировщиков. Развалился на диване, курит, стряхивая пепел в грязную металлическую вазочку для мороженого. Напротив него артист Лялин не спеша, смакуя пьет принесенный из буфета кофеек.
– Ух ты, чудо какое! – ехидно изумляется мне бригадир. – Неужто работать пришел?
Вслед за этой не очень-то ласковой репликой – сладенький голос Лялина:
– Здравствуй, Ромик. Как жизнь?
– Терпимо.
– Ну и хорошо, хорошо. Хотя надо больше радоваться, – Лялин проглотил последнюю каплю из чашки, отер губки платком и поднялся. – Чудный кофий, советую выпить. Сегодня Алина добрая, с радостью в долг отпускает.
– Мы другое обычно предпочитаем, – усмехается Вадим. – Кофе вредно.
– Как сказать, как сказать…
Лялин вышел, бригадир послал ему вслед презрительно-злобное шипение:
– Пидор гнойный! – И тут же обратился ко мне: – Слыхал, Дименций-то сваливает.
– Куда?
– Да на кладбище.
– В смысле?
– Ну, могильщиком устроился. Вакансия появилась, зарплата, говорит, офигенная. Теперь надо человека на его место искать.
– Чего их искать – по пять штук каждый день приходят, работать просятся.
– И значит, надо первого встречного в бригаду пихать? А если алкаш конченый или, наоборот, работяга-мужик, который через три дня достанет своей праведной тупостью? Надо такого, чтоб в коллектив влился.
Вадим прав, любого брать нельзя. Советую:
– Ты с директором перебазарь, пусть не принимает. Сами, дескать, найдем.
Бригадир покивал, покрутил в руке пачку «Явы», вытряхнул новую сигарету.
– И еще одно… – голос его стал серьезным. – Разговор есть деловой. Но это после спектакля, чтоб спокойно, без суетни. Андрюня идейку одну подкинул, надо бы обсудить.
В брехаловке появляется чета Кругловых. Жена, страшная и жирная, играющая обычно купчих или пенсионерок-домохозяек, держится по обыкновению королевой – это смешно; а муж, щуплый, затюканный, и не пытается хорохориться, этим он симпатичен… Сразу следом за ними вошел заспанный, хмурый Лёха, словно непутевый, умственно недоразвитый сынок Кругловых. Такой парад заставляет меня хохотнуть.
– Чего лыбишься, дебилина? – с ходу ощетинился Лёха. – Круть свою почуял?
Я уже показал ему прикупленное шмотье, тот долго удивлялся, подсчитывал, превозмогая дремоту, сколько литров цыганки можно было купить вместо этого вороха одежды, не верил, что она досталась мне без оплаты нормальными, живыми деньгами… Теперь он рассказывает Вадиму:
– Джинсы ништячные, сапоги, куртяк с воротником меховым! И еще стегает, что башли за них не выкладывал. Какой у учителей может быть бартер?!
– Может, – успокаивает его бригадир. – Моя сестра сродная в Доме культуры работает, им тоже вместо денег сгущенку дают, чулки, всякую хрень.
– А Дом культуры что же дает этим, которые хрень? – тужится разобраться Лёха.
– Хрен их разберет. – И Вадим переводит разговор в другое русло: – Димон сваливает, увольняется, гад…