Минута молчания

Мой отец предчувствовал, что я слепо следовал своим тайным потребностям, когда сделал ему предложение обдумать условия оплаты моей работы на нашем буксире в каникулы и после школы, проявить больше щедрости. Когда мы вместе плыли домой — мы сидели на корме и курили, — я спросил его, не хочет ли он ввести твердый тариф для той или иной выполняемой мною работы — для экскурсионных поездок на Катарине, для работ на барже. С таким удивлением, как в тот раз, он еще ни разу не смотрел на меня, крайне пораженный и с долей недоверия. Сначала он спросил: «Зачем тебе столько денег?» Я промолчал в ответ, тогда он захотел узнать, в какой форме он должен вознаграждать мой труд. Я подсчитал заранее и сказал, что вознаграждением в пять марок за экскурсионные рейды я буду вполне доволен и что считаю также пять марок за мою работу на барже вполне нормальным, он сделал вид, что калькулирует в уме названные суммы, возможно, он сопоставлял их с зарплатой, которую платил Фредерику и размеры которой были мне известны, во всяком случае, он не выдвинул никакой альтернативы, и через некоторое время спросил: «Но жить, Кристиан, ты останешься с нами или как?» От меня не ускользнула тихая ирония, у меня не было ответа на его вопрос, я почувствовал даже облегчение, что он не настаивал на ответе. Он подбодрил меня своим взглядом, толкнул в бок и сказал: «Идем», и мы покинули борт и пошли привычным путем домой, около сарая он положил мне руку на плечо и не снимал ее, пока мы не дошли до дома. Вероятно, он что-то вспомнил из того, что его волновало еще раньше и что он должен был отрегулировать, мы вернулись назад к сараю, он втолкнул меня вовнутрь, и мы молча подошли к приставной лестнице, которая вела на небольшой чердак. В этот момент я понял, что он имеет в виду; за старыми мотками троса, сетями и бамбуковыми шестами я прятал свой тайник, он обнаружил его и хотел получить объяснение разным диковинным вещам, хранившимся там. В тайнике лежали несколько банок с консервами, два пакета муки, сухофрукты, лапша, а также судовые сухари. Тот, кто это увидел бы, наверняка подумал, что я собираюсь отправиться в длительное морское путешествие. Мой отец показал на тайно собранные припасы и с наигранным удивлением произнес: «На какое-то время всего этого хватит, я хочу сказать, для самостоятельного ведения домашнего хозяйства». На сей раз у меня нашелся ответ, я рассказал ему, что мы отправляемся всем классом в большое путешествие и будем жить несколько дней в палаточном лагере; он улыбнулся, я не был уверен, что он поверил мне. После того как мы расстались, он еще постоял немного на лестнице, потом вернулся по моей просьбе назад и сказал как бы между прочим: «Хорошо, Кристиан, пусть будет так, записывай теперь, сколько часов ты работал».

У Фредерика всегда и везде была при себе фляжка, работал ли он на барже или на буксире, сидел ли на скамейке перед сараем или плыл на Птичий остров: время от времени он залезал во внутренний карман, доставал оттуда фляжку и подносил ее к губам, такая металлическая плоская бутылка в кожаном оплете, всегда полная его любимого рома. Он наверняка проделал это и тогда, пополудни, когда опрокинулся при сильном ветре из надувной лодки за борт, чуть-чуть наискосок от отеля У моря, доставив всем зрителям, толпившимся на мосту, самое презабавное зрелище за все время летних каникул. Я не сомневался, что надувную лодку подняла на гребень набежавшая как раз в тот момент волна, когда он заново устанавливал подвесной мотор, он опрокинулся в воду, а потому поплыл, и все плыл, тогда как надувная лодка шла своим ходом, не соблюдая, конечно, прямого курса, а описывая круги вокруг пловца, отходя то дальше, то приближаясь к нему. При попытке ухватиться за кольцеобразный трос пловец подвергался опасности уйти под воду, поджимаемый дном лодки, он нырял от нее в сторону, иногда мне даже казалось, лодка задалась целью поймать его и устроила на него охоту, но он увертывался, спасаясь быстрыми ловкими движениями хорошего пловца.

Неожиданно налетевшие порывы ветра оказались предвестниками плохой погоды, один из первых рыболовных катеров, вернувшихся с моря, подошел к Фредерику, взял его на борт, а надувную лодку на буксир, все катера поспешили укрыться в бухте. Зрители на мосту разбежались, в садике кафе отеля У моря кельнеры убрали зонты над столами, сняли гирлянды и скатерти, а в бухту вошли даже два морских катера, ходивших в открытое море за треской. Огромные раскатистые волны широким валом накатывали на бухту, их словно кто поднимал снизу, они вздымались и обрушивались друг на друга, о мощи их удара оставалось только догадываться. Облака, темные, рваные, шли очень низко над морем. Вдруг я увидел ее, увидел далеко в море двухмачтовую яхту, пытавшуюся держать курс на бухту, она постоянно показывалась на волнах, когда дул мощный норд-ост.