Минутку, пожалуйста (ЛП)

— Насколько я могу судить, ты всегда здесь, — фыркает красавчик, ставя бутылку с водой и хватая яблоко. Он откидывается на спинку стула и, прежде чем откусить, трет его о грудь. — Всегда здесь и всегда ешь пирог.

— Я не всегда ем пирог! — восклицаю, защищаясь с очередным куском пирога во рту. Иисусе… когда я успела сунуть в рот новую порцию?

Доктор смеется, но смех не достигает каменных черт его лица. Даже уголки губ не изгибаются… На самом деле это даже не смех. А еще одно ворчание.

— Эм, ладно, — тупо отвечаю я, стирая с губ крошки. А что еще я могу сделать? — Простите, я вас чем-то обидела?

Его взгляд падает на мой кусок пирога.

— Можно и так сказать.

Я смотрю на недоеденный десерт. Что могло так разозлить этого парня, что он пошел со мной на конфронтацию в больничном кафетерии? Заговорщически оглядев комнату, наклоняюсь через стол и, понизив голос, спрашиваю:

— Вы, что, хотите мой пирожок?

Откинув голову назад, он издает искренний смех — глубокий, насыщенный звук, который совершенно неподходяще отдается вибрацией между ног. Затем доктор резко замолкает и пронзает меня серьезным взглядом.

— Нет, я не хочу твой пирожок, Линси.

Я откидываюсь назад и закатываю глаза.

— Ладно, поняла… глупый вопрос. У меня голова несколько забита тем, над чем я работала. Так что, может, вы могли бы дать мне некоторую поблажку и приберечь свой неистовый смех для другого компаньона за столом.

Мне невозможно скрыть волнение в голосе. Этот парень непримиримо разрушает мою счастливую атмосферу завершенной диссертации и уводит в место, которое мне совершенно не по нраву.

И вообще, чего он такой ворчливый? Мы ведь живем в Боулдере! Люди здесь всегда счастливы. В основном, гарантией тому служит легализованная марихуана.

С его лица исчезает все веселье, он прищуривает свои штормовые глаза.

— Над чем конкретно ты работала?

Под его взглядом я краснею, потому что… черт возьми, он сексуален. Но выпрямив спину и выпятив подбородок, делаю вид, что тот ничуточки на меня не действует.

— Не то чтобы это вас касалось, но я только что закончила диссертацию.

— Диссертацию? — недоверчиво рявкает он. — Диссертацию на какую тему? Синдром Мюнхгаузена?

Я хмурю брови.

— Синдром Мюнхгаузена? Нет… почему вы…

— Тогда что? — прерывает он, пренебрежительно скривив верхнюю губу. — Какой-то фетиш по «Анатомии страсти»?

— О чем вы? — Мое замешательство переходит в раздражение.

Он пожимает плечами и осматривает мое тело так, словно видит в них пять лишних фунтов от съеденных пирогов и сыра.

— Синдром Мюнхгаузена — это когда притворяются больным, чтобы был повод прийти в больницу.

— Я знаю, что такое синдром Мюнхгаузена, — огрызаюсь я, раздраженная тем, что он уклоняется от ответа на мои вопросы. — Я спрашиваю, почему вы считаете, что моя диссер… — Замолкаю, когда до меня доходит. — Вы считаете, что у меня синдром Мюнхгаузена?

Он поднимает брови и монотонно отвечает:

— Следовало бы провести обследование на предмет подтверждения данного факта, но первое мое предположение — да.

— Только потому, что я сижу в больничном кафетерии?

Он кивает.

В животе резко и быстро вспыхивает досада.

Вот ведь мудила.

Я пребывала в счастливом месте, думая о тропических коктейлях и вечерних развлекушках, чтобы отпраздновать сегодняшнее свершение, когда заявился этот горячий козел и все испортил.

— С чего такой вывод, может, моя мама смертельно больна, и я каждый день ее навещаю?

— Потому что я навел справки, — парирует он, и на его шее вздувается толстая вена. — Никто не знает, почему ты без всякой причины приходишь сюда каждый день вот уже несколько месяцев. Я решил выяснить правду, чтобы спасти нас всех от неловкой сцены с участием охраны.

— Охраны? — воплю я. Моя вилка со стуком падает на стол. — При чем тут охрана? Я честно за все плачу.

— Потому что никто не болтается в больничном кафетерии ради развлечения, — рычит он, понижая голос до угрожающего тона и наклоняясь через стол. — Я начинаю сомневаться, не нужна ли тебе психологическая экспертиза.

Гнев пронзает меня, словно удар тонким хлыстом.

— Иди в жопу!

Его глаза сверкают весельем.

— Успокойся, если у тебя случится вспышка гнева, мне, возможно, придется вызвать больничного психолога.

Во мне вибрирует паника.

— Ты несерьезно.

Насколько унизительно для меня работать над диссертацией по психологии, а затем получить предписание от доктора, который, на самом деле, назначил бы мне психологическую экспертизу? При мысли о такой унизительной сцене, мое давление взлетает до небес.

Отвернувшись, делаю глубокий, очищающий вдох, потому что последнее, что мне нужно, — это паническая атака перед этим мудаком. Успокоившись, я прищуриваюсь.

— Я здесь по делам.

— Вот уже три месяца ты торчишь в больничном кафетерии. Неужели не понимаешь, как безумно это выглядит? Люди приходят сюда, потому что больны или же болен кто-то из их близких. Они приходят сюда не потому, что им нравится пирог, — говорит он, его глаза задерживаются на моих губах, которые, наверняка, все в крошках.

Вытерев лицо тыльной стороной ладони, я встаю со стула.