— Может, потому, что сегодня я поняла, что еще многого о тебе не знаю.
— Чего, например? — уточняю я, раздраженный тем, что она снова поднимает эту тему, потому что думал, мы уже ее миновали. Я изо всех сил старался открыться ей, насколько это возможно, чтобы она чувствовала себя в безопасности рядом со мной. Чего ей еще, блядь, надо?
— Что, черт возьми, случилось в Балтиморе? — спрашивает она, со свирепым взглядом обходя стол и направляясь ко мне — босая, беременная и душераздирающе красивая.
Я напрягаюсь от внезапной смены темы.
— Ничего, — ворчу я и, развернувшись, иду на кухню за стаканом воды.
Она мягко ступает по деревянному полу следом за мной.
— Не похоже на ничего.
Я достаю из буфета стакан и приставляю его к кулеру на холодильнике.
— Тебя это не касается, Линси. Все в прошлом.
— Джош, — умоляюще говорит она, хватая меня за руку, чтобы привлечь внимание. — Твоя мама смотрела на меня так, словно я ангел, спустившийся с небес и вернувший ее сына из мертвых. Что такого, черт возьми, произошло в Балтиморе, что она так себя вела? Что ты вообще делал в Балтиморе?
— Ничего. — Я отстраняюсь от ее прикосновения, прижимаясь спиной к кухонному столу. — Просто работал, ясно? Работал.
Она удивленно вскидывает голову.
— Не знала, что ты работал где-то еще, кроме Боулдера. Как долго ты пробыл в Балтиморе?
— Какое-то время. — Закрыв глаза, делаю большой глоток воды и добавляю: — Я учился в медицинской школе Джона Хопкинса и в итоге остался там.
Она скрещивает руки на груди и хмуро смотрит на меня.
— Там ты тоже работал врачом скорой помощи?
Я тяжело вздыхаю, чертовски раздраженный непрекращающимися расспросами.
— Нет.
— Тогда кем? — не унимается она, пригвоздив меня выжидающим взглядом. — Джош, чем ты занимался в Балтиморе?
Я сглатываю комок в горле, готовясь сбросить на нее бомбу.
— Я был детским онкологом.
Она открывает рот и быстро моргает.
— Подожди… что?
Я передвигаюсь, прислоняясь к стойке.
— После окончания медицинской школы я остался интерном в детской клинике Джона Хопкинса. Закончил там ординатуру вместе со своими коллегами и работал лечащим врачом, перед тем как пару лет назад вернуться в Боулдер.
— Ты лечил детей? — спрашивает она, и ее лицо искажается.
— Да. — Я тяжело вздыхаю.
Она недоверчиво качает головой.
— Но ты же ненавидишь детей.
Я закрываю глаза и щиплю себя за переносицу.
— Я не хочу вспоминать все это, Джонс.
— Хреново для тебя, черт побери. — Она встает передо мной, карие глаза полны огня, и спрашивает: — Как ты мог специализироваться в педиатрии, когда ясно дал мне понять, что не любишь детей?
— Я не всегда был таким, — рычу я, а потом вздрагиваю, потому что сказал слишком много.
— В тот вечер, когда мы встретились в баре, ты наговорил мне все эти вещи о детях из-за своего прошлого в Балтиморе? О том, что люди безумны, если хотят детей? — спрашивает она, облизывая губы и откидывая волосы с лица. — Ты боишься, что у тебя может родиться ребенок с раком?
— Нет, — цежу я сквозь стиснутые зубы.
— Тогда в чем дело, Джош? Ты потерял ребенка или что? — Она твердо стоит на своем, отказываясь отступать.
— Нет, — огрызаюсь я, делая все возможное, чтобы держать себя в руках.
— Ты видел слишком много душевной боли и теперь подавляешь любые положительные эмоции, которые мог испытывать к детям?
— Может, прекратишь? — Я сжимаю стакан так сильно, что он может треснуть. Ставлю его на стойку и поворачиваюсь, чтобы пригвоздить ее сердитым взглядом. — Не надо подвергать меня сейчас психоанализу, Джонс. Я не один из твоих гребаных пациентов.
— Но у тебя явно какие-то серьезные проблемы, — восклицает она и упирает руки в бока. — И я должна о них знать, учитывая, что у нас будет ребенок.
— Нет у меня никаких проблем. — Я прохожу мимо нее, чтобы покинуть кухню. — За исключением, может, сексуальной неудовлетворенности, какой я никогда не испытывал раньше.
— О, и полагаю, это моя вина? — Она следует за мной по коридору.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Линси прямо за мной и, кажется, удивлена таким поворотом. Я наклоняюсь к ней, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и говорю:
— Учитывая, что менее пятнадцати минут назад я был так близок к тому, чтобы оттрахать тебя до потери сознания, и я на девяносто девять процентов уверен, что под этим платьем на тебе нет трусиков… да, Джонс. За свои синие яйца я виню тебя.
Она издает возмущенный звук, ее глаза бегло осматривают мое тело, прежде чем она вздергивает подбородок.
— Не я первая начала целоваться.
Она встает на цыпочки, чтобы получить хоть какое-то преимущество.
Я понимающе качаю головой и подхожу к ней ближе, так что нас разделяет всего несколько дюймов.
— Как и я. И поверь, ты хотела меня так же сильно, как я тебя, признайся.
— Да! — восклицает она и толкается в меня сиськами. — Я беременна и чертовски возбуждена. Мой вибратор работал сверхурочно, так что я была бы дурой, если бы не…
— Ох, на хрен все, — обрываю я и сокращаю последние несколько сантиметров между нами, нападая на ее губы.
Она вскрикивает мне в рот, но ее шок превращается во что-то другое, когда она стонет и обвивает руками меня за шею.