Бросаю Ванькин заказ на журнальный столик и нехотя сажусь на диван.
– Ты наконец решилась на развод?
Небрежно вытянув вперёд ноги, безжалостно смотрю на мать. По привычке люблю, но становлюсь всё дальше. Пытаюсь понять, но, видимо, мозгов пока не хватает.
– Даня! – весьма предсказуемо вспыхивает мать и укоризненным взглядом скользит по моему лицу. – Ты опять?
– А в чём кайф жить с этим монстром? Объясни!
Я давно не жду ответа. Точнее, знаю наперёд все её отговорки о любви, которой нет, о нас с Ванькой, о жизни такой несправедливой и тяжёлой. И всё же надеюсь, что мать когда-нибудь задумается о потерянном времени и наших переломанных судьбах.
– Прекрати, Даня!
Что ж, по всей видимости, не в этот раз.
– «Прекрати»? – перекатываю во рту дурацкое слово как леденец. Уговариваю себя промолчать, но слишком свежи ссадины на сердце. – Мам, ты с адресатом ошиблась!
– Боже, Даня, откуда в тебе столько злости?!
– Может, отсюда? – Задираю чёрный лонгслив до груди, чтобы бордовые отметины на моём теле хоть немного развеяли туман заблуждений в материнской голове.
– Ты сам виноват! – Мать отворачивается от меня, как от протухшей рыбы, и морщит нос.
– Я?! Ты серьёзно?! – вскакиваю как ужаленный.
Впрочем, мать права: я мог запереться в комнате Ваньки и переждать бурю, но, дурак, не смог выдержать материнских стонов, когда тяжёлая рука отчима оставляла отметины на её хрупком теле.
– Сколько раз я предлагала тебе переехать к отцу!
Знаю. И ровно столько же раз я клялся себе, что уеду. Меня в этом городе ничего не держит. Ну, почти ничего…
– И оставить Ваньку одного?
– Почему одного? У него есть отец и я.
– Ты себя слышишь? Сколько раз ты к нему заходила сегодня? А Валера? Или, может, ты наконец занялась изучением языка жестов?
– Не перегибай, Даня! В век современных технологий это ни к чему! Существует масса всяких гаджетов для общения!
– Круто, мам! – Моё терпение трещит по швам. Я глупец, раз решил, что мать действительно созрела для разговора. Наивный придурок, который всё ждёт того самого предела, за которым притаилась новая жизнь. Только его, похоже, не существует. Убей меня вчера отчим, сегодня мать всё так же бы сидела перед телевизором и искала оправдания этому ублюдку.
Хватаю с журнального столика бумажный пакет с фастфудом и, не глядя на мать, несусь прочь.
– Данила! – верещит в спину. – Я не договорила!
– Воспользуйся гаджетами, мама! Я, как и Ванька, всегда онлайн! – бросаю через плечо и, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, поднимаюсь на второй этаж.
Меня колбасит, трясёт. Неистово тянет набить кому-нибудь морду! Я устал молчать и держать всё это дерьмо в себе!
Радуюсь, что дверь в комнату брата закрыта. Это значит, у меня есть несколько минут, пока мелкий не учует запах картошки и не поймёт, что я вернулся. Прежде чем улыбнуться Ваньке, мне нужно хоть немного успокоиться самому.
Школьный рюкзак летит в угол, следом, комком, – спортивная форма. Огромная спальня, навороченный интерьер, крутой ноутбук – мамина мечта о шикарной жизни слишком дорого нам всем обходится.
Не успеваю переодеться, как в дверь моей комнаты стучат. Это не Ванька. Парень всегда закатывает ко мне без предупреждения. И вряд ли отчим. Этот ещё неделю будет делать вид, что мы не знакомы. Потом у меня появится новый айфон, пара крутых наушников, быть может, даже скутер, ну а следом – свежие отметины на теле. И так по кругу…
– Ты освоила лестницу? – горланю, прежде чем открыть матери дверь. Она бы так прытко бегала к Ваньке, да только чужой ребёнок – это всегда чужой ребёнок, тем более инвалид.
– Хватит паясничать, Даня! – Скрестив на груди руки, мама взъерошенным воробьём врывается в мою обитель.
– Что за вонь?! Стухло что-то?
Она снова морщит свой аккуратный носик, уже, кажется, трижды перекроенный пластическими хирургами, и без спроса открывает окно.
– Наши с Ванькой мечты об идеальной семье, – бросаю нарочито громко, но мать пропускает мои слова мимо ушей.
– А это что? – Она наконец замечает пакет с едой для мелкого и бесцеремонно заглядывает внутрь. – Картошка-фри? Ты в своём уме?! Это же есть нельзя!
– Бить детей – тоже, но тебе ж наплевать!
– Даня! – Позабыв о картошке, мать моментально меняется в лице. Что это? Жалость? Бессилие? Любовь? Не успеваю понять. Уже в следующее мгновение мать начинает грозить мне указательным пальцем и читать нотации, что воспитанные мальчики так с родителями не разговаривают. Так и представляю мем на телефоне: мамины утиные губки, выпученные, видимо, для устрашения глаза, и надпись
– Если это всё, то у меня уроков тьма. – Мне надоело притворяться, что слушаю. Я и так мужественно терпел минуты две – хватит! Со своими наставлениями мать опоздала лет так на десять. Я открываю дверь, ясно давая понять, что разговор окончен.
– Не всё! – Кончиками пальцев мать поправляет аккуратно уложенные волосы цвета ольхи и снова подходит к окну. – Мне нужно, чтобы на этих выходных ты остался дома. С Ваней. Никаких гулянок, друзей, девочек, клубов. Ясно?
– Берёшь отгул? – едва сдерживаю ехидный смех.