Минувшее

Если после большевицкой революции, лишившей всех нас состояния, я принужден был служить, так сказать, «для тела» (я должен был содержать мать и сестру), то «для души» я принимал участие в разных тайных политических делах и организациях. Через Папа я соприкасался с работой тайной противобольшевицкой информационной организации, так называемой «Азбукой» В. В. Шульгина (лично познакомился с ним только в Берлине в 1921-1922 гг.). По поручениям Папа мне приходилось встречаться с французским генеральным консулом в Москве Гренаром. Папа и я были тогда очень неискушены в конспиративных делах, и мне до сих пор непонятно, почему ни он, ни я не были арестованы по этому делу большевиками. Правда, события происходили еще в то время, когда ВЧК сама была далеко не так прекрасно организована, как позднее.

Зимой 1918 года Миша Лопухин, игравший роль в тайной московской Военной Организации, связанной с нами, сообщил мне о готовившемся заговоре для освобождения Государя и его Семьи, находившихся тогда под арестом в Тобольске. Дело это было задумано и велось отдельно от существовавших тогда политических и военных организаций. Лопухин познакомил меня с присяжным поверенным В. С. Полянским, душою заговора. Последний произвел на меня крайне легкомысленное впечатление. Я не подозревал его в провокации, но очень боялся, чтобы он не погубил Государя, а также и участников заговора легкомысленной подготовкой. Кроме того, я как-то мало верил тому, что рассказывал Полянский о своих сношениях по этому вопросу с французским послом Нулансом и другими иностранными дипломатами.

Полянский был в Москве вообще неизвестен, но в революционные эпохи выдвигаются новые люди, и кроме того, в такие времена необходима некоторая доля политического авантюризма, вредного в нормальное время. Какие и у кого можно было наводить о нем подробные справки в такое время и по такому делу? Во всяком случае, Полянский, видимо, обладал некоторым шармом: например, он обворожил Мишу Лопухина, человека безусловно умного. Меня Полянский звал участвовать в заговоре «на первых ролях», не определяя, в чем состояла бы моя деятельность... Условием моего вхождения в организацию я поставил привлечение к делу, хотя бы только в виде советников, двух-трех крупных государственных или общественных деятелей, известных и Государю, и союзникам. К тому же,— говорил я и Полянскому, и Лопухину,— без известных имен мы не сможем получить достаточно денег, а если деньги — «нерв войны», то они тем более — «нерв заговоpoв». В данном случае, для безопасности Государя, мы должны особенно стараться свести действие силой до возможного минимума и больше основываться на подкупе (нам говорили, что подкупность большевицкой стражи Царской Семьи была уже проверена).

Я назвал несколько имен, из которых мы сошлись с Полянским на А. В. Кривошеине и А. Д. Самарине. Я взялся переговорить с обоими, я их лично знал. Как тот, так и другой (я говорил с ними отдельно), отнеслись к заговору Полянского еще гораздо скептичнее меня. Кроме тех же сомнений, что и у меня, в серьезности постановки дела и в личности самого Полянского, Кривошеин в самом принципе был против попытки освобождения Государя путем заговора. Он почему-то считал положение Государя не столь безнадежным и поэтому не хотел идти на рисккакого бы то ни было заговора.А. Д. Самарин еще осторожнее меня отнесся к данному заговору, участвовать в котором он решительно отказался, но, в принципе, был согласен со мною, что положение Государя чрезвычайно опасно и риск для Царской Семьи будет только расти.

Так мой проект дать заговору Полянского более серьезную базу — провалился, и Полянский с Лопухиным продолжали дело тем же совершенно кустарным способом, что и раньше. Мой брат (которому, под секретом, я рассказал о своих сношениях по этому делу) и четыре двоюродных брата: Владимир Трубецкой, Николай Лермонтов и двое Соловых, в качестве рядовых исполнителей, под начальством Миши Лопухина, с группой других участников дела (почти исключительно офицеров) в январе 1918 года поехали в Сибирь. Вся эта симпатичная, но абсолютно не серьезная, рискованная затея провалилась, к счастью без вреда для кого бы то ни было. Последнее — почти чудо. Мой брат Саша написал свои воспоминания об этом заговоре. Здесь на деле проявилась жертвенная готовность многих идти с закрытыми глазами на рискованное дело ради освобождения Государя, но раскрылась также преступно-легкомысленная организация такого ответственного дела. Полянский,зная,как все было подготовлено — вернее, неподготовлено,— не имел права рисковать жизнью участников заговора, веривших ему на слово иобманутыхим, и, главное, не имел права рисковать жизнью Государя.