Мины ждут своего часа

Я услышал о бесстрашных и отчаянных подрывниках, пробирающихся в тыл белых, чтобы разрушать их железные дороги и мосты, о понтонерах, которые под огнем наводят переправы, об отрядах, которые во время позиционной войны проводили разведчиков через заграждения врага.

Может, и не очень складно рассказывал Шмель, но в корявых словах бывшего крестьянина было что-то взволновавшее меня. Теперь я понимаю — рядовой Петр Пчелкин был поэтом своего нелегкого дела. В его душе жила суровая романтика труженика войны.

А тут еще появился в палате мой земляк Архип Царьков, первый плясун на все Войново, весельчак и балагур. Он тоже оказался сапером и безоговорочно решил, что расставаться нам, коли уж встретились, не след. А поскольку лучшей профессии на войне, чем профессия сапера, все равно нет, то мне остается только одно: держаться за него, Архипа, и за Пчелкина.

— Тебе ж на роду написано сапером быть! — убеждал Архип. — И отец у тебя с дорогами всю жизнь мается, и сам ты близ дороги вырос… Одно слово — сапер и сапер!

Волнующие рассказы Шмеля, задорная убежденность Архипа и естественное нежелание разлучаться с хорошими товарищами — все это сыграло свою роль.

Друзей выписывали. Попросился на выписку и я. В части 9-й стрелковой дивизии как раз набирали саперов. Хоть рана еще и не зажила, я отказался от отпуска. Царькова, Пчелкина и меня зачислили в 27-ю отдельную саперную роту.

Так началась моя служба в инженерных войсках Красной Армии. Служба, которая определила всю мою дальнейшую жизнь.

НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

Прошло почти два года. Мы наступали. Таганрог, Азов, Темрюк… Поход на Врангеля. Бои с переменным успехом. Решительный штурм Крыма.

Свирепые ветры продували Арабатскую стрелку. Слева — Азовское, справа — Гнилое море. Ни построек, ни топлива. Сто двадцать километров мы прошли, разводя костры из выброшенных на берег водорослей и обломков деревьев. Рассчитывали каждый глоток воды. И наконец схватились с врагом…

Участь врангелевцев известна.

В Крыму нас бросили в Керчь очищать катакомбы от последних белых банд.

А из Керчи по льду пролива в стылом январе — на Кубань.

А с Кубани — в Махачкалу.

А оттуда — через Баку в Грузию…

Менялись участки фронтов, менялась погода, менялись люди вокруг, но одно не менялось — родная дивизия, родная рота.

Я ни разу не пожалел, что послушал друзей и пошел в инженерные части.

Приходилось трудно, круто, горько. Но ведь что бы там ни случалось, а мы шли вперед. Мы побеждали!..

Ранней весной 1921 года наша 9-я стрелковая дивизия последний раз вышла к Черному морю — в Батум. Красная Армия спасла Грузию от закабаления.

В июне 1921 года мы все еще стояли в Батуме. Армия сокращалась. Мне предоставлялся выбор — демобилизация или учеба в военном училище. Я не раздумывал. Жизни вне армии я уже не представлял. Что может быть почетнее и важнее, чем служба народу с оружием в руках, пока социалистическому Отечеству грозят бесчисленные враги?!

Попросил направить на учебу. Получил рекомендации, характеристики и вскоре выехал в Москву, в Главное управление военно-учебных заведений.

Для молодости и тысяча верст — ближний конец. Пользуясь тем, что Пне разрешили заехать к отцу в деревню, я махнул на Кубань, к старым дружкам по фронту.

Погостил. Время промчалось незаметно. Пора и дальше.

Но как? По тогдашним дорогам добраться в Москву было ой как трудно!

Рассудил, что лучше всего ехать через Краснодар.

Туда и прибыл одним прекрасным летним днем, сидя на буфере между двумя битком набитыми вагонами. Переполненный поезд стали «приводить в норму». Сотрудники железнодорожной ЧК немедленно сняли меня со «спального» места.

— Вы, товарищ, заехали далеконько в сторону… В документах указан другой маршрут. Зайдите в комендатуру. Разберемся.

В комендатуре скопилось больше двух десятков военнослужащих. У многих, как и у меня, отобрали проездные документы.

Сижу жду. Раздумываю, что со мной сделают. И вдруг слышу — прибыл вагон командующего Северо-Кавказским военным округом Ворошилова.

Прежде чем успел толком что-либо обдумать, ноги уже понесли меня по путям.

Никогда раньше я не встречал Ворошилова, но слышал о нем много, особенно когда нашу 9-ю стрелковую дивизию придавали Первой Конной. Почему-то решил: Ворошилов все поймет и в обиду не даст.

Я даже не допускал мысли, что меня Могут не пропустить к нему. Твердо верил: пропустят. Вместе ведь воевали против Деникина.

И пропустили…

Командующий округом выслушал мой сбивчивый рассказ, просмотрел сохранившиеся у меня рекомендации, посмеялся, придвинул к себе блокнот и тут же написал в комендатуру ЧК, чтобы меня освободили.

В тот же день мне удалось выехать из Краснодара..

Навестив родных, я отправился наконец в столицу.

Много довелось впоследствии читать о Москве двадцать первого года. Какими только эпитетами не награждали ее наши недруги! И темная, и оголтелая, и одичавшая!..