Пришло время ложиться. Колесников замолк, едва коснувшись подушки. А я не мог заснуть: думал о предстоящих учениях, с волнением ждал встречи со старыми знакомыми. Радовался, что вновь увижу начальника артиллерии округа генерала Николая Александровича Клича, ставшего моим другом в боях на Эбро. Любопытно было посмотреть и на командующего округом генерала армии Д. Г. Павлова. В Испании он воевал как танкист, вернувшись, сделал головокружительную карьеру и теперь возглавлял один из важнейших военных округов.
Как-то примет меня Павлов? Сильно ли изменился он с той поры, как я видел его под Бельчите, бледного, потрясенного тем, что танковая атака захлебнулась в вязкой речной пойме?..
С этими думами и уснул.
Разбудил меня голос проводника:
— Подъезжаем к Минску, товарищи командиры!..
На привокзальной площади нас ждала машина. По тихим еще, освещенным утренним солнцем улицам мы отправились в штаб округа.
— Благодать!.. Благодать!.. — без устали повторял Колесников, поглядывая по сторонам. — Благодать и красота!..
В штабе округа мы первым делом встретились с начальником инженерного управления генералом П. М. Васильевым. Он тоже пребывал в отличном настроении. Сообщив, что на полигоне все готово к предстоящим учениям, повел нас знакомиться к начальнику штаба округа В. Е. Климовских.
Климовских явно было не до нас. Он то и дело снимал телефонную трубку, выслушивал какие-то доклады и все больше хмурился, мрачнел на глазах.
Васильев доверительно нагнулся к моему плечу:
— Беспрерывно доносят о немецких шпионах, о самолетах, нарушающих границу. Порют панику…
Климовских извинился и отпустил нас, сказав, что на полигоне дело с минами и заграждениями будет виднее.
Выйдя от начальника штаба округа, я спросил Васильева, нельзя ли нынче же представиться командующему.
— Почему нельзя? Можно!
Павлов действительно вскоре принял нас. Когда мы вошли, он поздоровался лишь кивком головы, так как тоже разговаривал по телефону.
Раздраженным голосом резко бросал в трубку:
— Ничего… Больше выдержки… Знаю, уже докладывали!.. Больше выдержки!..
Наконец Павлов положил трубку. Словно спохватившись, пожал нам руки. Бегло познакомившись с программой испытаний, сердито заметил, что слишком много внимания уделяется устройству противотанковых заграждений и слишком мало, как ему кажется, способам их преодоления.
Опять затрещал телефон.
— Знаю, докладывали, — твердо ответил командующий, но было видно, что спокойствие дается ему с большим трудом. — Знаю, уже сообщил, — повторил он. — Знаю… Сверху виднее. Все!..
С размаху бросил трубку на рычаг.
Вошел начальник штаба. Он как-то недобро посмотрел наг нас:
— Прошу простить, что прервал беседу. Очень важное дело…
— Ну, Вольф, — взглянул на меня генерал Павлов, называя так, как называл в Испании, — встретимся на учениях! Там будет посвободнее, тогда и поговорим обо всем. У меня, кстати, есть вариант нового трала… А сейчас, прости, занят…
С тревожным сердцем покинули мы штаб округа. Было ясно: на границе не так спокойно, как представлялось в Москве, в тихих кабинетах Второго дома Наркомата обороны.
Я пошел к своему старому другу генералу Н. А. Кличу.
— Вольф! Черт тебя возьми!..
Я невольно залюбовался Кличем. Он все такой же худощавый, собранный и уверенный в каждом движении. В общем, прежний неутомимый волонтер, любимец испанских артиллеристов.
— Садись же, — пригласил Николай Александрович.
Едва присев, мы начали разговор об обстановке на границе.
— Что здесь происходит? — напрямик спросил я.
— Нехорошее происходит, — так же прямо ответил Клич.
— А конкретнее?
— Конкретнее… Немцы подтягивают к границе войска, подвозят танки и артиллерию. Их самолеты все время летают над нашей территорией.
— А мы?
— Переформировываем и перевооружаем войска. Сбивать самолеты противника строго запрещено. Это еще заявление ТАСС от четырнадцатого июня… Не знаю, как его расценить. Конечно, оно внесло успокоение, но оно же понизило и нашу боеготовность.
— Ты считаешь?
— Я считаю, что порох всегда надо держать сухим, а особенно в соседстве с Германией.
— Так вам и карты в руки.
Николай Александрович с укоризной посмотрел на меня. Всегда сдержанный, он вдруг заволновался:
— Ты пойми, что меня беспокоит… Орудий у меня много. Но артиллеристы — в основном молодежь. Обучены недостаточно. А тут еще из многих артполков забрали автомашины на строительство укрепрайонов. Даже тракторы-тягачи туда утащили. Случись что — орудия без тяги. Понимаешь? Без тяги!
— Ты, конечно, докладывал об этом Павлову?
— И Павлову докладывал, и в Москву звонил, и везде один ответ: «Без паники! Спокойствие! Хозяин все знает».
Ни Клич, ни я не коснулись тогда содержания речи Сталина на выпуске слушателей военных академий 5 мая 1941 года. Эта речь не публиковалась, но многие слышали ее, а отдельные ее положения пересказывались в докладах о международном положении. Сталин утверждал, что Красная Армия перестроилась и серьезно перевооружилась. Фактически же перевооружение только началось… Но об этом мы не могли говорить даже один на один.