Мио-блюз

Люси и я. Я и Люси. Мало-помалу я начал испытывать что-то вроде клаустрофобии. У меня был обширный круг знакомых, с которыми я старался поддерживать контакт. Не мог же он, черт побери, вдруг исчезнуть. Или в летние месяцы такое случалось? Народ уезжал из города, а те, кто оставался, чувствовали себя более одинокими, чем отшельники.

– Конечно, – сказал я. – Как вернешься, пойдем обедать.

Она кивнула и повернулась к выходу. А я вдруг подумал, что ей наверняка так же одиноко, как и мне.

– Кстати, – сказал я.

– Да?

Я вздохнул. Наверно, все же есть предел тому, что, как мне кажется, можно требовать от Люси. Но слова слетели с языка сами собой:

– Если полиция по какой-то причине спросит, где я был сегодня ночью…

– Я скажу, что ты не покидал квартиру, – сказала Люси. – Что-нибудь еще?

Я покачал головой. Ложное алиби, вот и все. Будто для адвоката это совершенно в порядке вещей.

Люси ушла. А я сидел и думал: какие же мы стали. И решил, что настало время заняться чем-нибудь совсем другим.

6

Свидетели есть всегда. Всегда. Даже если кого-нибудь убивают, грабят или насилуют в полной уединенности, свидетелем по меньшей мере является преступник (и жертва, если выживет). Вот таких людей необходимо найти, если хочешь что-нибудь узнать о случившемся. Людей, которые что-то видели, что-то слышали.

Сам я искал двух свидетелей. Во-первых, того, кто видел, как Мио увели из “Тролльгордена”. Полиция утверждала, что никто не заметил ничего необычного. Мальчик был, а потом исчез. Как это случилось, никто, по всей видимости, представления не имел. Я в такие истории не верю. Мио исчез со двора, кишащего детьми. Белла чуть ли не за километр видит, чем я занимаюсь и чем не занимаюсь. А вдобавок все комментирует. Стоит мне при ней кашлянуть, чихнуть или – крайне редко – испортить воздух. Короче говоря, невероятно, чтобы Мио мог исчезнуть с хотя и весьма темного, но тем не менее полного ребятни двора совершенно незаметно для сверстников. Или для воспитательниц. Хоть кто-то должен был заметить.

Но я искал и другого свидетеля. Чтобы разрешить одну загадку. И речь в этой загадке о том, кто старается подставить меня под убийства, которых я не совершал. Если я рискую пожизненно угодить за решетку, то совершенно неважно, найду ли я Мио. Кто-то сообщил, что видел, как “порше”, похожий на мой, несколько недель назад задавил молодую женщину. Дженни погибла в нескольких кварталах от своей гостиницы. А немногим позже под колесами погиб и Бобби. Свидетелей этого убийства не нашлось. Но полиция сочла, что это не проблема. Ведь они быстро связали Бобби со мной, и тем самым все для них было ясно: именно мой “порше” за одну ночь убил двоих людей. И за рулем сидел именно я.

Что до свидетеля, видевшего, как “порше” сбил Дженни Вудс, то здесь дело обстояло проще, чем в случае с исчезновением Мио. Имя свидетеля было известно. Проблема лишь в том, что предварительное расследование засекретили. Иными словами, человеку постороннему вроде меня выяснить имя свидетеля очень трудно. Но “трудно” редко когда означает “невыполнимо”. Придется попросить о помощи посредника.

Я давно оценил важность сетевой работы. Редко отказываюсь от приглашений на тусовки, и в принципе не было случая, чтобы меня не пригласили. Я стал человеком, знакомству с которым люди рады, а это серьезный фактор успеха. Именно поэтому ко мне обращаются мафиозные боссы вроде Бориса, именно поэтому я знаю таких людей, как Мадлен Россандер.

В университете Мадлен Россандер училась на одном курсе со мной. Ум у нее невероятно острый. К тому же с ее энергией она способна при желании вдохновить целую армию. Так или иначе, у нас с Мадлен есть кое-что общее (помимо того, что мы одинаково увлечены своей карьерой и все хотят с нами познакомиться): мы оба когда-то служили в полиции. Я – потому, что думал таким образом сблизиться с отцом. Почему Мадлен пошла работать в полицию, я не знаю. Знаю только, что она, как и я, считала это большой ошибкой. Не годилась она для компании синих мундиров. Слишком много хотела, слишком много думала, слишком многих критиковала. И все это меньше чем за два года. После чего она послала полицию к чертовой матери и стала юристом.

Штука в том, что, разом послав столь многих к чертовой матери, надо удостовериться, что те, кто в это число не вошел, вполне понимают свою исключительность. Люди любят чувствовать себя избранными. Мадлен прекрасно отдавала себе в этом отчет и превосходно разыгрывала собственные карты. Поэтому друзей в полиции у нее мало, однако они делают все, чтобы при необходимости ей помочь.

Она ответила уже после второго сигнала.

– Это Мартин Беннер, – сказал я. – Найдется минутка поговорить?

– Конечно. Как жизнь? Давненько о тебе не слыхала.

Я уловил в ее голосе нотку беспокойства, что меня насторожило. Как ни старайся, очень трудно сохранять лицо, быть таким, как всегда. Может, не она одна удивляется, куда я подевался?

– В последнее время столько всего навалилось, – коротко ответил я.

– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила Мадлен.

– Да нет, конечно, просто ужасно много обычных дел.