Мио-блюз

— Что ты видишь, глядя на Дидрика? — спросил он.

Я не мог ответить, и он ответил сам:

— Ты видишь чертовски честного человека. Из тех, кто никогда не делает ошибок, всегда поступает правильно. Я с трудом поверил ему, когда он взял на себя ответственность за смерть Бобби и Дженни. Существовал известный риск, что все стало сложнее, чем я думал, сидя в Техасе. Мне нужна была уверенность. Но сейчас это уже не так важно. Ты здесь и понесешь наказание. Это единственное, что идет в расчет.

Единственное, что идет в расчет. Даже больше, чем факт, что Мио исчез?

Я попытался выиграть время.

— Сара знала, что у нас с тобой один отец?

Можно бы поставить вопрос и по-другому. Спросить, знала ли Сара, что мы братья. Но это слишком уж сильно сказано.

— Она знала, что я как-то связан со Швецией. А еще знала, что я терпеть тебя не могу. Глупо с моей стороны сообщать подобную деталь, но я всего-навсего человек. Если ненавидишь кого-то так, как я ненавижу тебя, трудно скрыть свою ненависть.

Ненависть. Жаркая, раскаленная ненависть. Я должен узнать ее причину. Прежде чем все закончится, прежде чем умру.

— Почему? — спросил я.

Слово выдохнулось само, вылетело шепотом. В левом плече возникла колющая боль. Я пытался пошевелить плечом. Без толку.

— Потому что ты предатель!

Его крик словно удар в лицо. Я невольно отшатнулся.

— Черт побери, я никого не предавал. Ты имеешь в виду Тони? Да я понятия не имел, что он мой брат.

— Думаешь, я поверю? Думаешь, поверю, что ты случайно вернулся в Техас, выучился на полицейского и стал коллегой собственного брата?

Голос его громыхал так, что едва не оглушил меня. Я пытался держать этот гром на расстоянии, обхватив голову руками, но скоро опустил их. От плеча боль распространилась по всей руке.

— Ясное дело, это была не случайность. Я, черт побери, приехал повидать отца. Познакомиться с ним. А может, и с вами. Я знал про вас. Знал, что мы примерно одного возраста. Но знаете что? Он ответил отказом. Не захотел, чтобы я познакомился с вами. Ни единого разу не пригласил меня к вам домой. Пришлось мне самому выяснять, где вы живете. Так, черт побери, с чего ты взял, будто я знал, что Тони был моим братом? У него — и у тебя — даже фамилия другая, не как у отца.

Я совершенно выдохся после этих слов, пришлось замолчать, перевести дух.

— Да, у нас мамина фамилия.

— Ты в самом деле выбрал достойный способ почтить своего отца, — сказал я, стиснув зубы. — Стал крутым мафиозным боссом, который торгует женщинами и наркотой и убивает людей как на конвейере. Думаешь, он бы гордился?

Не знаю, откуда у меня взялись силы повысить голос. Перед глазами мельтешили искры, я опустился на колени и в тот же миг получил от Винсента пинок по голове. Я рухнул прямо в песок, остался лежать. Винсент, расставив ноги, стоял надо мной.

— Нечего рассуждать тут об отцовской гордости, — сказал он. — Если бы не я, мама и Саймон после смерти отца никогда бы не справились. Тебе известно, что он покончил с собой?

Вот этого я не знал. Знал только, что он умер, и все.

— Отец был слабым человеком, — сказал Винсент. — В точности как Тони. Не думай, будто они могли что-то с этим поделать, нет, не могли. Но мы, остальные, делали что могли. И ты должен был поступить так же. Мы всегда знали, кто ты. И знаем, что и ты знал, кто мы.

Я медленно шевельнул головой на песке. Я умирал, в этом не было сомнений.

— Это неправда, — прошептал я. — Тони был на год моложе меня. Мне в голову не приходило…

— Не лги!

Новый пинок Винсента, на сей раз в пах.

— Не лги! Отец говорил, что рассказывал про нас! Тони ты нравился. Он говорил нам, что, если бы мы дали тебе время, ты бы наверняка сам открылся. Но ты не открылся. Даже после того, как Тони поддержал тебя той окаянною ночью, когда ты застрелил подростка. До чего может дойти человеческий сволочизм?

Я съежился, ожидая нового пинка. Но ни пинков, ни ударов не последовало.

— После этого Тони больше не захотел работать с тобой. Попросил перевода, но поверь — он никогда не терял надежды. А потом ты совершил самый непонятный поступок. Уехал. Уволился и уехал на родину. Мерзавец! После этого папаша запил. Потом Тони умер, и все кончилось. Папаша вконец опустился и больше не выкарабкался. Ты понимаешь, что разрушил нашу семью?

Я понимал, что́ он говорит, но не мог все это принять. У меня не было причин думать, что он лжет. Отец наверняка так говорил, внушал им, что по моей вине его жизнь пошла к чертовой матери. Но мы с мамой, мы-то знали правду.

— Это твой отец разрушил мою семью, — сказал я. — А не наоборот, Винсент.

— Наш отец! — гаркнул Винсент. — Наш! А не мой!

Мне хотелось кричать. От боли в руке и от протеста. У меня не было отца, которого я хотел признать своим. Вообще не было. И нечего тут тыкать мне в нос каким-то отцом. Но я не мог вымолвить ни слова.