Мёд жизни

– Маленькая просьба (я на автобусе еду, может связь пропадать, ты мне перезвони тогда, а то у меня деньги на телефоне кончились, я весь лимит с Сашуней выговорила, потому что сначала он позвонил, потом я ему, а мы же целых три дня не общались, мне столько ему надо было сказать!): так вот, просьба манюсенькая, подойди, пожалуйста, к Вере Николаевне, гардеробщице, чудесная женщина с модным окрасом – видела, какой у неё принт на голове революционный? – да, так скажи ей, что меня не будет, что она – вместо меня – и чтобы всю компанию она гнала в шею в десять вечера, и чтобы после презентации окна все проверила и на сигнализацию здание поставила. Она всё знает, просто ей надо напомнить. Человек уже немолодой, может что-то забыть!

– Хорошо, сейчас.

В гардеробе сиротливо – тут и там – висели одинокие пальто и куртки с полусогнутыми от долгой носки рукавами.

Веры Николаевны не было.

– Машунь, а я не вижу гардеробщицы…

– Оё-ёй! – в трубке раздалось протяжное стенание. – Олюня, родненькая, я забыла!!! Забыла я главное! Она мне с утра говорила, что пораньше сегодня уйдёт, что у неё у внучки день рождения! Я её сама отпустила!.. Олюнь! Зайка! Котик мой нечастный! Пупсик! Ну что мне делать?! (Ольга услышала всхлипы и шмыганья носом.) Ой, у меня тушь потекла! Ой, как меня такую Сашуня примет?! Олюня, ну ты всё равно на месте! Ты пойми, если я сейчас к Сашуне не приеду, это скандал! Разрыв! Я умоляю тебя, на колени становлюсь: побудь, пожалуйста, с этими сумасшедшими до десяти часов, а потом их жёстко разгони! Ну, хочешь, я тебе тысячу рублей пришлю за моральные страдания! Да что тысячу! Я тебе ползарплаты отдам!

– Подожди, к чему такие жертвы. Машуня, я всё сделаю, не волнуйся, пожалуйста. Уже половина десятого. Но я не знаю, где сигнализация. И потом, они же видели, что я в зале сидела. А теперь я ими руководить возьмусь!

– Ой, какая ты прелесть! Настоящий друг! Спасибо огромное! Окна, главное, окна! И сигнализация, как будешь уходить – кнопка за шторкой! Нажми на неё, она должна зелёненьким мигнуть. А что в зале сидела – отлично! Они подумают, будто администрация ими особенно интересуется, начальство с верхов! Что все их умные мысли идут прямо в Кремль! Олюнь, ну всё, я подъезжаю! Я должница твоя, пока!

В трубке запикало.

«Вот влипла!» – с досадой подумала Ольга.

Расстроенная, она вернулась в зал. Выступал пожилой дядечка с лёгкой небритостью, тот самый, что сразу устроился возле чайного столика и подъедал печенюшки во время доклада. Он вещал:

– Лжедмитрий у Юрия Платоныча, его трактовка, весьма оригинальны. В сущности, эта фигура, если вдуматься, и есть первый русский европеец на нашей почве.

«Ага, европеец! И сразу на царский трон полез! А про князя Курбского чё ж забыл?! Тоже европеец! А Гитлер – европеец дальше некуда! Ариец! А Наполеон?! Одни европейцы кругом!»

Ольга подошла к Платонычу и грозно прошептала: «Закругляйтесь! Мы в десять закрываемся!»

– Да-да! Господа, очень интересная дискуссия, но администрация нас просит…

– …Выйти вон! – прорычал Семён Афанасьевич. – А я ещё не сказал своей главной мысли.

– Нет-нет! – Платоныч сложил руки на груди лодочкой и устремил умоляющий взгляд на Ольгу. – Вы же дадите выступить таким уважаемым людям?! Ну пожалуйста! Мы так редко собираемся вместе, фактически варимся в собственном соку, а общение порождает кумулятивный эффект, интеллектуальные инновации, идеи. Сон разума опасен для общества!

«Чумные бактерии вы порождаете, а не идеи!.. Да что ж за день такой?! – внутренне изумилась Ольга. – Все на мне ездят: Машуня, хмыри эти контуженые, даже либеральная миссия моими соками питается…»

– Хорошо, – сказала она вслух. – Пожалуйста, пусть гости выступят, но, прошу, покороче: мы не можем нарушать правила работы бюджетного учреждения. Все присутствующие за порядок и закон, надеюсь.

– Принято! – восторженно вскричал Платоныч. – Слово Саше Мальману, известному писателю, драматургу, общественному деятелю.

Белоголовый осанистый дядька с живыми карими глазами, крючковатым носом и улыбчивым лицом встал, сцепил короткие ручки на животе. Он весь излучал оптимизм и довольство. Адресатом своей речи Мальман выбрал Ольгу.

– Я думаю, что книга Юрия Платоновича весьма полезна, – раздумчиво начал он.

«Не читал, – сразу поняла Ольга. – Будешь ты такой дурью голову себе забивать».

– На Западе отношение к русской литературе переносят на общество. Мол, такие произведения могут появиться только у великого народа. Но это не так! – Мальман слегка улыбнулся и опустил веки.

«О, артист погорелого театра! Видимо, какую-то гадость собирается выдать, силы копит». – Ольга нахмурилась и даже слегка выдвинула вперед нижнюю челюсть, придавая своей физиономии вид пещерного антилиберализма.

Мальман поднял веки, встретился с ней взглядом, слегка смешался и, трагически воздев руки, выдохнул:

– Нет, такая литература могла возникнуть только у глубоко несчастного народа!.. И Юрий Платонович нам показал в своём фундаментальном труде, – Мальман чуть – одним глазом – подмигнул Ольге, – корни стремления к свободе, к справедливости, к гуманизму!