Мёртвая бабка

Последний оказался не занят и сразу же тронулся к ним. Судя по звуку, откуда-то снизу. То недолгое время, пока он поднимался, маме Оксаны показалось вечностью. Наконец, автоматическая дверь услужливо распахнулась, и мама с дочерью, – первая всё ещё таща за собой последнюю, – буквально влетели в его кабинку. Мама сразу же стала давить кнопку с цифрой «1», одновременно обернувшись и не отрывая глаз смотря туда, где уже вот-вот должна была показаться гнавшаяся за ними мёртвая бабка. Через какие-то мгновения половинки двери лифта с негромким шумом сомкнулись, и маме показалось, что перед самым их соединением в щель между ними она всё-таки увидела злобную старуху-покойницу. Как бы то ни было, в следующий миг лифт помчал их на первый этаж.

Из глаз Оксаны по-прежнему градом катились слёзы. Она никак не могла поверить, что её любимого папы больше нет. Всё вокруг казалось теперь таким никчёмным, напрочь утратившим смысл своего существования…

Когда лифт остановился, мама едва дождалась открытия его автоматической двери, после чего сразу же потащила дочь к выходу на улицу. Она, хоть и была сама в глубочайшем шоке ото всего только что случившегося, смогла не потерять головы. Ей просто было нельзя. Нужно было спасаться самой и, самое главное, спасать дочь…

Глава 12

НА ДАЧУ

В метро успокоиться никак не получалось. Хоть мёртвая старуха уже и осталась где-то там, позади… Нервы по-прежнему были натянуты до предела, ведь из голов никак не шло, – да разве могло оно тогда из них уйти?! – что их любимого мужа и папы нет в живых. Нет в живых… Осознание ужасной потери, безжалостно душа их слезами, не давало даже нормально дышать, не говоря уж о том, чтобы хоть немного прийти в себя.

Ничего и никого не хотелось ни видеть, ни слышать – ни стен мчащего их по тоннелям подземки вагона, ни грохота его же колёс, ни находившихся в нём немногочисленных попутчиков, ни звучавшего время от времени в его динамиках голоса, объявляющего названия станций… Всё вокруг было безразлично к их горю, никто не понимал, что творилось в те мгновенья в душах у Оксаны и её мамы. Всем и всему вокруг было наплевать…

Однако, как бы то ни было, жить дальше было нужно. А в их случае «жить» прежде всего означало «выжить». И это «выжить» всё настойчивее и настойчивее требовало от них хоть каких-нибудь дальнейших действий.

Уже несколько раз, пересиливая себя, они пробовали поговорить. Нужно было посоветоваться, что делать дальше. Да только всякий раз их разговор как-то сам по себе затухал, потому что обе то и дело снова уходили в свои мысли, которые были всё о том же.

А тут ещё никак не хотел отпускать страх. Каждый раз, как только поезд прибывал на очередную станцию, они напрягались внутренне до предела и начинали шарить глазами по пространству её зала, ища там среди людей свою мёртвую бабку.

–

На каждой станции мне кажется, что в вагон войдёт эта сволочь, – по-прежнему прижимаясь к маме сбоку, всхлипнув, чуть слышно проговорила Оксана, едва только поезд после очередной своей остановки начал стремительно набирать скорость.

–

Ну что ты, не бойся, – мама сразу же её обняла. – Бабка осталась там, позади. И нас она ни за что не догонит!

Утешая дочь, она чувствовала, что такие же слова утешения нужны были и ей самой.

–

А знаешь, – немного отстранившись, зло заговорила Оксана, – я теперь сама хочу её убить. Даже при том, что она уже и так мертва. Хочу буквально разорвать её на маленькие кусочки! За папу. Только как это сделать… Я её так боюсь!

При последних словах голос её задрожал.

–

Успокойся, родная, – опять прижала её к себе мама, пробуя не дать ей расплакаться. – Мы обязательно её убьём. Я ещё не знаю, как, но уверена, убьём.

Голос её тоже зазвучал зло.

–

Правда? – дочь посмотрела на маму глазами, полными слёз.

–

Правда, – едва сумев побороть огромное желание расплакаться самой, продолжала успокаивать Оксану мама. – Вот увидишь!

Только всё это оказалось бесполезно. В следующий миг Ксюха не удержалась и зарыдала, причём, зарыдала почти во весь голос.

Еще сильнее прижав её к себе, мама стала что-то шептать ей на ушко, пытаясь хоть как-то утешить, гладить по голове, целовать. Только Оксану было уже не остановить. А у мамы и у самой из глаз уже ручьями полились слёзы.

Те немногие попутчики, что ехали с ними в одном вагоне, стали, кто сочувственно, кто с недоумением, на них поглядывать. Да только плачущим матери и дочери не было до них абсолютно никакого дела…

Обе одновременно перестали плакать, едва только за окнами вагона показалась очередная станция. А когда остановились замелькавшие было за ними колонны её зала, после чего тут же разъехались по сторонам створки входных дверей, и мама, и дочь снова в напряжении за те окна уставились. Страх перед покойницей-старухой по-прежнему держал их свой железной хваткой.